Рианон-2. Крылатый воин и огненная принцесса. Империя дракона - страница 11
– То было давно, но было, – веско напомнил он сам себе. – Ничего нельзя изменить.
– Ты бы мог поддержать все в равновесии.
– Я больше не хочу, – напряженный, как струна, он вдруг расслабился, он принял решения и его кожа засияла еще ярче.
– А чего ты хочешь?
– Хочу тебя, принцесса, если необходимо заключить мир, то обе стороны должны что-то получить с этого, прощение мне больше не нужно, я попрошу тебя.
– Зачем? – серьезно спросила она. И действительно зачем, ведь человеческих желаний в нем нет. Почему она вдруг ему так нужна.
– Я не знаю, – честно признался он. И это прозвучало, как божественное откровение, что-то вроде того, что ангел не может постичь природу самого себя.
Мадеэль задумчиво нахмурился, будто должен был еще что-то сказать, но не знал, как выразить все это словами.
– Меня никто никогда не любил, – наконец признался он. – А я считался любимцем бога, но не было ни ласки, ни тепла, только почет и отсутствие чего-то, что было мне необходимо. Я не знал чего именно, но мне недоставало этого так, что все стало мучением.
Он провел пальцами ниже по ее плечу, чтобы случайно не забыться и не сжать хрупкую шею.
– Лучше быть незамеченным богом, чем его любимцем, потому что своих возлюбленных он обрекает на страдания.
Она вспомнила все, что с ней случилось и едва кивнула, он прав, страданий было через край. И всегда оставался один вопрос почему. Почему она всегда терпит там, где другие выигрывают? Если все неприятности вылившиеся на нее это проявление избранности и небесной любви, то она предпочла бы обойтись и без того и без другого. Но только не без того, что происходило сейчас. Как раз этого то ей не полагалось, но это можно было принять с радостью. Грех – прекрасная вещь и такая возвышенная. Только вот язык не поворачивался назвать это грехом. Так это называют только лицемеры. Рианон крепче обхватила рукой его талию, теснее прижалась к плечу. Крыло за ним слегка подрагивало, но прислоняться к нему спиной было так приятно. Оно оперенное и с виду такое мощное, а на ощупь мягче чем шкуры, устилавшие пол шатра.
– Что ты имеешь в виду? – все же спросила она. Ей удалось узнать истину про него, но только не про себя. Она никогда не могла похвастать тем, что имеет право считать себя любимицей всевышнего. Напротив, бог должно быть ее очень сильно ненавидел, раз отнял у нее все, что она ценила. Конечно, был еще сон о небесах… о том, что ее там ждут. Рианон вспомнила длинную лестницу, высотой до бесконечности, но сейчас ей не хотелось размышлять об этом.
– Ты был любимцем бога, я нет, а все те, кто пошел вместе с тобой, кого он также любил…
– Пойдем, – Мадеэль резко встал и протянул ей руку. – Я покажу тебе, что с ними стало.
Перед ними лежала мрачная долина, такая черная, что все окружающее ее тонуло в темноте. Вначале невозможно было рассмотреть даже копошащихся внизу омерзительных тел. Они переплетались и шевелились в какой-то странной какофонии звуков и шелестов. За долиной высились горы, они окружали это место будто кольцом. А каменные глыбы неуклюже сваленные где-то вдалеке поражали своей грандиозностью. Ни люди, ни природа не могли создать нечто подобное. И все это прямо под звездными небесами, которые когда-то были домом тех, кто теперь кишел в долине, как в котловине оставшейся после падения.
Рианон осмотрелась и вздрогнула. Ее глаза начинали неестественно хорошо видеть в темноте. Должно быть сверх острое восприятие окружающего и зоркость были подарком ее спутника. Он мог наделять смертных необычными качествами. К тому же он находился к ней настолько близко, что казалось сама его сила отчасти начала передаваться и ей. Но сейчас ее больше занимало то, что происходит внизу. Там начались резкие движения, раздался клекот, а потом… Рианон содрогнулась от адского крика, огласившего долину. Казалось, от него задрожали даже горные массивы вдали. И этот крик был не единственным. Взошла луна, роняя скудный свет на мрачное пространство и вскоре его огласили уже сотни, тысячи таких криков. Можно было подумать, что каждый ярд земли под ними живет, нестерпимо мучается и исходит криком.