Впереди несся Бобик, разгоняя народ. Платформа грохочет, монахи кричат, подбадривая друг друга, купцы едва успевают отпрыгивать, убирать коней, кого-то все-таки задели, сзади был крик и жалобное ржание, но впереди блеснул свет, начал приближаться и расширяться.
Я закричал предостерегающе, отец Удодерий заорал еще громче, в платформу вцепились, как муравьи в крупного жука, убегающего со всех ног, кое-как остановили у самого выхода.
Отец Силеверстиус покачал головой, перекрестился.
– Я сперва не понял, – сказал он чистосердечно, – зачем надо было остановиться! Совсем дураком стал.
Отец Удодерий пробормотал озабоченно:
– Если бы эта повозка соскочила…
– Ничего, – ответил я бодро, – вагами поставили бы на рельсы, не так уж и трудно, хотя попотели бы изрядно. И опыт сын ошибок трудных… Зато запомнили бы. Давайте прослежу, как будете укладывать. Расстояние между рельсами знаете, просто выдерживайте в точности, как лежат в Тоннеле. А вот костылями прикреплять я вас поучу…
Отец Удодерий смотрел в великом изумлении.
– Вы?
– А что? – ответил я бодро. – У нас это работа для благородного сословия! За честь забивать костыли в шпалы идет борьба, отбор жесткий! Это доверяется только членам королевской фамилии, детям герцогов и графов, в редких случаях допускают баронов, а то и виконтов, если совсем уж на безбароньи, но это если уж очень надо срочно, а объем работы большой.
Две рельсы уложили, между ними мерная доска, рабочие сгрудились, а я, взяв молот, лихо замахнулся. Отец Удодерий лично держит в клещах с длинными ручками железный костыль.
Первым ударом я вогнал чуть-чуть, намечая место, затем тремя забил так, что тот коснулся шляпкой основания рельса, а последним прижал плотно.
– Вот так, – объяснил я, – с обеих сторон каждой рельсы. Или каждого рельса, кто как хочет.
– А как правильно? – спросил отец Силеверстиус.
Я отмахнулся.
– Как начнете говорить, так и войдет в норму. Отец Удодерий, я жду второй костыль…
Укрепив рельсу на одной шпале, я передал кувалду рабочему, который внимательнее всех следил за моими движениями, и, оказалось, не ошибся. Тот сумел забить костыль, затратив на один удар меньше меня.
Я похлопал его по плечу.
– Еще не барон?
Он покачал головой.
– Нет, ваша светлость…
– Будешь, – пообещал я. – Труд – это дело чести, дело славы, дело доблести и геройства. Так сказал дядя Джо, а он знал, что говорит, когда принял королевство с деревянной сохой, а оставил… Отец Удодерий, если рельсы здесь сгрузят, я смогу с вами еще разок смотаться за новой порцией!
На второй раз платформу загрузили втрое больше, а чтобы столкнуть с места, пришлось воспользоваться рычагами, но потом снова все пошло настолько легко, что опять разогнали чересчур, а затем тормозили так, что из-под подошв повалил дым.
Отец Удодерий сказал устало, но со счастливой улыбкой:
– Ваша светлость, по таким штукам даже без паровоза перевозить легко!
– Сперва можно на конской тяге, – согласился я. – У нас тоже так было. Называлось конкой. Зато когда поставим паровоз…
– Что будет? – спросил он с опасливым восторгом.
– Увидите не только тягловую мощь, – заверил я, – но и скорость!
Отец Удодерий, как истый цистерианец, прошелся вдоль уложенных рельсов и тщательно промерил заготовленной меркой, похожей на швабру с длинными концами, расстояние между ними.
Лицо его становилось все задумчивее.
– Вас что-то тревожит? – спросил я любезно.
