– Интересно, – ответил я дипломатично. – Но я рассчитываю утром отбыть дальше. Не посоветуете, где купить хорошего коня?
Он охнул.
– Зачем вам конь?
– А что, пешим?
Он покачал головой.
– А багеры на что?
Я мысленно ругнулся, в самом деле не подумал, но сказал с двусмысленной улыбкой:
– Граф… вы вот обычное обольщение растягиваете, как не знаю что, а я растягиваю путешествие! И так интересно бывает заглядывать в такие уголки, куда нельзя на багере!
– А-а-а-а, – сказал он понимающе, – тогда да… Лучшие кони, насколько знаю, у графа Цурского. Он прямо помешан на них. Ему и женщин не надо. К вашему счастью, он тоже где-то здесь.
– Пойду поищу, – сказал я, – кстати, граф… извините, что не за любовь спрашиваю, мне интересно другое…
– Спрашивайте, маркиз.
– А чем вы занимаетесь в свободное от волочения за бабами время?
Он посмотрел на меня с укором.
– Маркиз, маркиз… Вашу бестактность извиняет только ваша простота. Это волочение, как вы изящно назвали сей изумительнейший процесс, и есть смысл нашей жизни. И цель существования. И всего бытия. А чем заниматься еще?
– Простите, – повинился я, – что-то в самом деле я не туда. Действительно, что еще делать? Бернард Шоу, старый козел, почти до ста лет доволочился… И ни о чем, кроме баб, не говорил и не писал.
– Не слыхал о таком, – сказал Эйсейбио завистливо. – Но пример достоин восхваления. Так что учитесь, маркиз! Запоминайте первое правило, чем мы отличаемся: мужчина слушает ушами, женщина – глазами. Мы – чтобы понять, что нам говорят, женщина – чтобы понравиться тому, кто с ней говорит.
К нам подошли Водемон и Гаррос, слушали, похохатывали, а когда граф закончил, Гаррос сказал ревниво:
– Маркиз, маркиз! Не слушайте сэра Эйсейбио! Он ничего не смыслит в женщинах. Дамам из общества он предлагает деньги, продажным девкам посвящает стихи…
– И, что самое удивительное, – вставил Водемон язвительно, – всегда имеет успех.
Гаррос скривился.
– Это и удивляет. Хотя я зарекся удивляться. Правда, поэты воспевают достойное удивления, а не доверия…
– А я всегда удивляю сам себя, – заявил Водемон. Он оглянулся на приближающуюся леди Элизабет с ее свитой, договорил с поклоном: – Это единственное, ради чего стоит жить. Если не считать, конечно, внимания леди Элизабет.
Леди Элизабет победно улыбалась, встреченная очередным комплиментом. Ее прекрасные глаза, что вроде бы должны просто таращиться в прекрасную даль, давая всем возможность любоваться и восхищаться ими, тем не менее быстро и цепко оглядели меня с головы до ног.
Я поцеловал ей руку, не попытавшись задержать пальцы чуть дольше положенного или сделать вид, что собираюсь пойти с поцелуями по руке вверх и дальше, дальше, отступил на шаг со скромным видом провинциала. Скромным, но не стеснительным, стеснение – признак тонкой организации.
– У вас нездешнее сложение, маркиз, – заметила она дразнящим тоном. – Вы в самом деле какой-то медведистый!
Лорд Шуй подобострастно хохотнул.
– Вы мне льстите, – ответил я.
Она вскинула брови.
– Вы это приняли как комплимент?
Лорд Шуй снова хохотнул, а Гаррос растянул губы в ядовитой усмешке.
– Конечно, – ответил я. – Медведь не зря на гербе вашего дома. Разве павлины были бы лучше?
Она покосилась на разряженных лордов, на Гарроса и Эйсейбио, перевела взгляд на себя. Теперь ее глаза стали сердитыми.
– Боюсь, маркиз, медведей уже не осталось в наших краях. Это все в прошлом.
