По обе стороны ворот по трое крепких стражей, немолодые, уверенные, отборные, почти омоновцы. Их цепкие взгляды обшаривали даже овец, ни одна не пронесет в город контрабанду или неучтенную валюту, вслед за овцами медленно двигались две подводы, а следом – трое купцов с навьюченными лошадьми.
Нас заметили и прощупали взглядами еще до того, как приблизились к воротам. Мне, однако, показалось, что моего коня рассматривают даже внимательнее, чем меня, а на меня посматривают так… с каким-то снисхождением, как на калеку. Мы двигались медленно, блеющие овцы наконец втянулись в слишком узкий для них проем, ближайший к нам страж, крупный и вообще поперек себя шире дядя в толстой коже доспеха, сказал властно:
– Остановитесь, гости дорогие! С какой целью, откуда?.. Зачем?
Второй добавил почти весело:
– С какой целью? Правда ли, что шпионы?
Я кивнул, сказал в том же тоне:
– И собираемся совершить вдвоем переворот в городе. Кстати, эта не ваша? Сэр Сигизмунд, покажи.
Сигизмунд откинул край плаща, страж посмотрел, звучно причмокнул:
– Нет, но можете оставить нам.
– Как пошлину? – спросил я.
Сигизмунд воззрился на меня в великом негодовании.
Страж сказал весело:
– Нет, пошлину отдельно.
Я покачал головой.
– Разве по нас не видно, что такие вот олухи, спасающие девиц от дракона… или не дракона, не ездят с мешками, полными золота? Впрочем, пара серебряных монет у меня где-то завалялась. Но самим придется идти по городу с протянутой рукой. Авось кто-то накормит.
Я вытащил две серебряные монеты, страж поймал обе на лету. Старший тут же смахнул с его ладони, словно взлетевших мух, рассмотрел, попробовал на зуб. Я сделал скорбное лицо. Старшой махнул:
– Поезжайте!.. По этой же улице, в самом конце, хороший постоялый двор. Если у вас завалялась еще одна такая же, хорошо накормят и спать уложат.
– Спасибо, – сказал я и добавил вежливо: – Добрые люди.
Они захохотали, словно я отмочил крутейшую шутку юмора, прям прикололся, а мы с Сигизмундом въехали в город. Народ останавливался поглазеть на нас, рыцари везде – штучный товар, я сказал настойчиво:
– Сэр Сигизмунд, если не дадите свободу милой девушке, я вас начну подозревать.
– Сэр Ричард!
– Да-да, – сказал я твердо. – Почему не отпускаете?
– Да она же… не одета!
– Тем более, – сказал я неумолимо. – Эй, чадо! У тебя в городе есть какая-то родня? Ты сама откуда?
Из-под плаща показалось разрумянившееся лицо, глаза блестят, до чего же эти женщины, как и козы, быстро осваиваются в любой обстановке, про себя в качестве жертвы уже забыла, как забыла бы любая коза, уже устроилась жить под рыцарским плащом.
– Я из Горелых Пней, – пискнула она звонким, почти детским голоском. – Это такое село.
– Где оно?
– Мы его проехали, – сообщила она невинным голосом.
Сигизмунд открыл и закрыл рот, я сказал строго:
– Чадо, ты умеешь устраиваться, вижу. Ты бы и у дракона сумела прижиться. Это очень важное качество женщины, признаю. Даже самое важное. А теперь ответствую, как Томлинсон перед святым Петром: здесь в городе родня есть? Хоть какая-то?
Она заколебалась, но я смотрел строго, она сказала тихо:
– Есть, двоюродная тетя… Такая противная.
Я кивнул Сигизмунду:
– Отпусти ребенка. Плащом придется пожертвовать, но ты, надеюсь, не очень жадный?
– Сэр Ричард, – воскликнул он возмущенно. – Как вы можете?
– Не дашь? – спросил я. – Да, плащ больно красивый…
По лицу Сигизмунда видно, что плаща и в самом деле жаль, роскошный плащ, великолепный, чьи-то девичьи ручки вышивали, кто-то мечтал, что будет укрываться и вспоминать ее ясные очи, румяные щечки и милые ямочки.
