– Найн, найн, битте, – снова затараторил хозяин, уворачиваясь от моей руки и продолжая свой путь дальше.
Я его понял и потому двинул следом, осматривая собравшихся работяг с гнусно кривыми рожами и жалкими туловищами.
Почти такими же были и женщины, торопливо отворачивающиеся в сторону при виде такого гостя. Все боялись тевтонов, а уж эти и подавно. Им действительно было чего бояться.
Попадая в руки, они подолгу блудили рядом с ними, пока не надоедят, и тевтон сам не отпустит. Таков был закон.
Правда, его никто не писал тогда, но он свято чтился всеми, ибо ценой неисполнения была кровь.
Я подметил одну и двинул было пальцем в ее сторону, но вдруг вспомнив, что здесь не за тем, снова махнул рукой и зашагал далее, больше не поворачиваясь в ее сторону.
Вздох облегчения послышался с той стороны, но я сделал вид, что не заметил того, хотя мог бы и наказать, как это делали всегда другие.
Это было равноценно предательству. Конечно, такие вольности не допускались в отношении высокопоставленных особ в том же облачении, но случалось всякое.
В пылу сражения все наряды путались, и уже не было разницы между простым тевтоном и каким-нибудь рыцарем града.
Так они назывались, так как жили в замках или где-то в домах, имея семью и прочее хозяйство.
Что же в отношении женского пола, то здесь разницы не было никакой.
С тевтоном шла любая. Исключение составляли лишь те, кто нанимал, то есть их семьи и так далее. Но ведь это время от времени менялось.
Потому, тевтоны могли довольствоваться тем же в другой раз. В общем, правил не существовало. Значение имела только плата. Они платили за свою жизнь.
Мы ее сохраняли, пока, либо не кончатся деньги, либо пока с нами расторгнут договор.
Конечно, богатые жили богаче и могли всегда откупиться. Потому, из богатых семей мало кто уезжал с каким-нибудь тевтоном. Скорее всего, уезжали деньги, которые тут же тратились и завоевывались вновь.
Такая была жизнь. Жизнь очень сложная и непростая. Повсюду гуляли смерть и насилие. Над властью не было власти, кроме самой власти денег. Так можно кратко охарактеризовать тот период.
А сейчас, я сделаю небольшое отступление, чтобы поговорить о самой власти, о ее величии, причинности, развязности, ее стадности, беспутничестве и, наконец, об особой безбожности в поголовном наследии людском.
Что можно сказать о ней самой, о той самой власти?
Кем она дана и почему процветает так везде и повсюду среди всего люду?
Трудно ответить на все сразу, но попытаюсь ответить целиком.
Власть – то есть завоевание душ человеческих душами другими, более и более угнетенными жаждой любого обогащения. Это есть прелюдия самой структуры власти.
А, что же такое она сама?
Власть – то есть сила умения одного или нескольких упрочить славу и вовлачить в обтяжный труд всего прочего, что подчинен его или их силе.
Это есть краткая характеристика самой власти. Но есть более обширная и как бы расходящаяся по сторонам, исходя от условий бытности, в целом состава ума и состояния самого тела.
В быту властность теряется. Она возникает только в не таковом. То есть, когда из того же труда и быта выделяется всего одна единица, желающая в нем не принимать участие.
Это закон возникновения властной единицы труда.
Слабость ума многих не позволяет охватить это и открепить эту власть от самих себя. И она же не подтверждается силой самих тел.
