Ричбич - страница 18

– Скажи, у тебя есть партнер? – не отрываясь от монитора, спрашиваю я.

– А зачем он мне? – удивляется Антон.

– Чтобы любить.

– Любовь – это обязательства, – философствует Антон. – Время сейчас такое – себя бы вытянуть, а с остальным разберемся потом. У всех так – все будет завтра. Некуда торопиться. И выбора аж обосраться. Откроют Тиндер, наполучают тысячу лайков и три фото гениталий, пошлют пару ушлепков нахер и заблокируют их. И все, их жизнь полна событий, драм, кайфа. Такая ежедневная имитация вселяет ощущение стабильности. А это попахивает размеренностью. А где размеренность, там все еще впереди, а главное, выбора же до черта. Только поклонников твоего фото сегодня сто, а завтра три штуки. Потому что старость приходит внезапно. Тогда хитрят – фото корректируют, через пять фильтров прогоняют. Только обманывают себя же. И боятся с такими отретушированными фото в реалии показываться. Рожа-то давно расплылась. Щеки на плечах, жопа – плоский блин. Боятся услышать правду про сегодняшних себя. Не хотят из розовой коробочки со стразиками вылезать. А эмоций охота, вот эти старые хрычи и унижают молодых ребятишек на сайтах знакомств. А те думают, что так и нужно общаться. Унижение – норма, и тряпкой тоже можно быть. «И вы меня вообще не понимаете!». И слезы лить. И за счет баб жить. И женщину свою изводить. И любить не ее, не себя через нее, а просто призрачные тренды. И дрочить на новый айфон. Вот так и ходит унижение по кругу. И все потеряны. А искренней любви очень хочется. Только не у кого ее получить. Ведь заглатывают на первом свидании все. Нечем перекрыть. Нечем покорить. И начинают дурить, под колеса кидаться. А так, я вообще-то за анал. Распирает, знаешь ли. Люблю наперекор природе. Бунтарка я по натуре.

– Так и запишем в отчете за смену: происшествий не зафиксировано. Антон за открытые отношения с черного входа.

Мне смешно. Я откидываюсь в скрипучем расшатанном кресле.

Антон что-то ищет в телефоне.

– Если ищешь свои лучшие фото в стиле ню, то давай без меня.

– Заносчивый сопляк, – смеется Антон.– Нравится мне один автор. Такой, откровенный. Шнейдер. Вот, отрывок. Слушай: «Справедливо утверждать, что мы, вероятно, никогда не узнаем, как это после тяжелого трудового мексиканского дня, после изнуряющей жары и пары укусов черной мамбы прийти домой к кончите, обнять ее за широкие бедра, когда она поднесет тебе буррито и холодненькую текилу на серебряном подносе, доставшемся ей еще от прабабки. На подносе, в котором можно разглядеть отражения роста сепаратистских настроений в новой Испании и самого Мигеля Идальго-де-Кастилью, отжарившего всех индеек в поселении.

Поднос сверкнет красными лучами заходящего солнца и ляжет на маленький уличный столик под кипарисом. Ты опрокинешь стопочку мягкой холодной текилы и почувствуешь ее скольжение от языка до желудка. Где, упав, она взорвется ядовитым теплом, поднимаясь обратно в голову. Глаза нальются усталостью, тело спокойствием. И окраина Мехико станет центром мира. Ты улетишь в прошлое, забываясь во сне, а кипарис будет шелестеть под вечерним ветром, отгоняя пустоту…»

Когда Антон замолкает, я одобрительно киваю.

– Мне нравятся хорошие авторы. Молодые авторы. Мне, в принципе, молодые и активные нравятся. Как ты, – заявляет Антон и смотрит на меня.

– Это был самый длинный подкат, который я знаю. Еще было бы круче, если бы ты это сказала, потом ушла на войну, пришла лет через шесть и сказала все то же самое, но с более глубоким чувством, – говорю я.