Резкий кашель с задыхающимися порывами из комнаты папы отрывает от раздумий. Я вскакиваю и бегу по темной квартире, ударяясь то правым, то левым плечом о косяки дверей.
В полутьме виден силуэт отца. Отец сидит на кровати и, хрипя, старается вдохнуть воздух. С кашлем выдыхает. Он держит руки на груди, чтобы кашель не так сильно разрывал ее.
Подбегаю, отец отталкивает меня. Упрямый старик! Снова по темным коридорам – на кухню. Свет. Аптечка. Ничего нет.
Хватаю зажигалку. Бегу в свою комнату. Разрываю подушку – на пол падает пакетик с марихуаной. Из соседней комнаты слышен стон. Кашель сменился на приступ боли.
– Сейчас, пап, сейчас, – зубами вскрываю упаковку. Беру горсть зеленой соломы и утрамбовываю в пустышку сигареты. Забегая в комнату отца, снова ударяюсь плечом о дверной проем. Кладу отца на свои руки и раскуриваю косяк. Клуб дыма падает на страдающее лицо человека, погруженного в ад.
– Дыши глубже, – делаю сильнее затяжку и выпускаю облако сизого дыма. Отец вдыхает. Еще облако. Стон становится тише. Еще затяжка – и отец снова вдыхает. Уже без стона. Наконец, я слышу его ровное дыхание.
– Обещай мне, что не станешь размениваться, – открывая глаза, произносит мой папа, – и найдешь свою девочку.
Даже сейчас он говорит про девочек. Я, усмехнувшись, поджимаю губы.
– В каждой женщине скрыта частица мужчины. Будешь собирать себя по частям с разными – не соберешь никогда. Я не смог, и ты такой же, – продолжает отец. – Я очень любил твою маму.
– Обещаю, пап, – мои губы побелели – до того сильно я их сжал. И глаза наполнились слезами. Прижав свою голову к его, я шепчу. – Обещаю.
Рот его слегка дрогнул – он услышал меня, прежде чем уплыть.
Всю ночь я рыскал по инету в поисках нужной клиники в Израиле. «Там лечат на последних стадиях», «с того света вытаскивают пациентов», «лучшие специалисты». Читал и понимал – нам нужно срочно туда. Продадим квартиру – этих денег должно хватить. А живым проще будет решать финансовые проблемы. Нужен выездной нотариус. Оформим продажу квартиры на дому. Я искал, искал, искал… –
Оторвавшись от экрана, давил ладонями на уставшие глаза и растирал затекшую шею. За окном было уже утро.
Отец еще не вставал – уж очень тяжелая выдалась ночь. Нужно торопиться. Квартиру продадим на треть ниже рыночной стоимости. Так что пока будем проводить сделку, параллельно решится вопрос с предварительной визой.
Я так вдохновлен этим решением, что совсем не хочу спать.
– Пап, знаешь, что я думаю,.. – с этими словами я захожу в его комнату. Отдернул шторы, и пыль заблестела в утреннем солнце, – к черту все. Поехали в Израиль. И не спорь. Там все сделают наверняка. Отличные специалисты. А море там какое. Нам здесь делать точно нечего. Поддерживаешь?
Я подхожу к кровати. Папа лежал неподвижно. От белой простыни, которой он накрыт, как от сугроба, повеяло холодом.
– Пап, – осознание пришло ко мне раньше слов. – Пап! – позвал я тише.
Его глаза закрыты, а лицо спокойно. Грудь не вздымается – он не дышит … Он теперь там, где тело не разрывается на части от боли, и состояние только одно – счастье.
Через два часа на кухне участковый переписывает себе данные паспорта, а санитары несли в машину носилки с частичкой меня.
– Подпиши здесь, – бюрократическим голосом обратился человек со звездами на плечах.
Ручка легла в мою руку и сама поставила закорючку на сероватом бланке.
