– Вот и вылечили. Я всегда верил, что за царём служба, а за Богом молитва не пропадет. Молилась ли о здравии моем, о Лика?
Но Анжелику Шекспир не пронял. Или она о нём только слышала мельком, не более.
– Ты в секту вступил, что ли? Сразу бы и сказал! – лицо Анжелики просветлело. – Значит, это сектанты тебе мозги промыли! Квартиру оттяпать хотят, наследство! Не знают они, с кем связались!
– Почему сектанты? Правозащитники…
– Еще хуже! Правозащитники – как один иностранные агенты. Думают, управы на них нет. А вот и есть! Еще какая есть! И если ты, Брончин, на них надеешься, то зря.
– Я должен на кого-то надеяться? У меня и в мыслях этого нет.
– А что у тебя в мыслях есть?
– Понимаешь, Лика, какая штука приключилась… Вчера ко мне на квартиру – ну, в ту конуру, куда ты меня упрятала…
– Очень приличная квартира… – перебила меня Лика, но я продолжил:
– В ту конуру явилась троица, и велела мне убираться немедленно. Мол, у хозяина на неё другие планы. А мне куда-то в заповедник ехать нужно, не помню уж в какой. Баргузинский или Графский…
– Приокский, Брончин, Приокский…– и осеклась.
– Я почему-то так и решил, что ты знаешь.
– Ну, и знаю. Что такого? Пожить в заповеднике врачи советуют. Тихое, спокойное место, хорошая экология. Для здоровья очень полезно.
– Не спорю. Сам планирую пожить в тихом и здоровом месте. Но попозже. А пока пришлось уйти с той квартиры, раз хозяин настаивает. Их там трое было, вместе с хозяином, а мне много ли нужно? Стукнут раз по голове, стукнут другой – и всё лечение прахом. Мне так гуру и сказал – береги, Витя, голову, на неё у тебя вся надежда.
– Что за гуру?
– Ты сама его сектантом назвала. А он академик. Академик Чёрной Земли, высшей ступени посвящения.
– Ну, я же говорила… Полечили тебя, да не в ту сторону. А сюда ты зачем пришел?
– Зачем домой приходят? Жить, конечно. Не под забором же спать, когда у меня такие хоромы. Это даже и глупо.
– Но это… Это теперь не твой дом!
– Разве?
– Ты… Ты зарегистрирован в другом месте!
– Ну и что? Ты вот зарегистрирована здесь, но квартира-то моя! Моя и только моя!
– По документам…
– И по документам тоже, – я рисковал, но не особенно. Если бы квартирой Лика или же неизвестный, но страшный Игорь уже овладели бесспорно, то я, вернее, Брончин, был бы мёртв. – Пока в деле точка не поставлена, дело не закончено. – А доверенность отозвать не сложно. Я уже отозвал.
– Не получится. Я – твой опекун!
– Развелась со мной, инвалидом, получившим увечье на военной службе, выгнала из дома и – опекун? Это и с детдомовцами не всегда проходит, а уж со мной…
– Ты идиот! Дурак со справкой! И я с тобой не разводилась!
– Сказала бы сразу, я ведь не зря спрашивал. А то паспорт, говоришь, меняю…
– На суд надеешься? Да кто ты для суда?
– А ты?
– Не обо мне дело! Ты об Игоре подумал?
– Он что, президент, Игорь? Его правая рука?
– Уж не знаю, но суд у него – в кулаке.
– Точно? Не раз доказано в научном опыте? Или это он сам так говорит? Нет, не спорю, тебе Игорь кажется человеком крупным, даже всемогущим, так любой мышке страшнее кошки зверя нет.
– А ты не мышка? Больной капитанишко, подумаешь…
– Капитан – чин не высокий. Но отец был генерал-полковником, а мать – профессором, начальником управления. И друзей у них осталось немало. Тоже генералов и тоже профессоров и начальников. И если генерал армии вдруг захочет оформить опекунство надо мной, много у тебя и у твоего Игоря против генерала армии шансов? Так что, голубка дней моих суровых, планы пересматривай.
