– Что ты хочешь сделать? – недовольно повернулся к нему Красс. – Остаться здесь ещё на месяц и потратить из казны Кассия миллион сестерциев на новые мечи для твоих легионеров?
– Казна армии, а не моя, – назидательно заметил квестор. Красс дёрнулся, чтобы ответить на эту дерзость, но Лаций не дал ему этого сделать.
– Консул, я считаю, что в портовом городе у нас больше возможностей восстановить недостающее снаряжение, чем в Зевгме, – сказал он. – Там живут одни купцы и мало ремесленников. Здесь же, у побережья, растёт больше деревьев, нам легче будет сделать новые повозки и остальное снаряжение.
Совет затянулся надолго, потому что даже легаты не понимали, зачем так спешить в Зевгму. Многие вопросы повторялись, и Кассий, отведя Лация в сторону, прошептал:
– Кажется, у нас начинаются проблемы. Старик совсем сошёл с ума. Сначала не хотел уходить из Сирии и Иудеи, а теперь хочет объявить войну! Мне кажется, что его обманули. Кто-то сказал ему, что там едят из золотой посуды, потому что у них нет другой. И ещё эта казна царя! Думаю, сейчас ему сказали что-то ещё, и теперь мысли о золоте сводят его с ума.
– Надо поговорить с Публием. Может, он что-то знает. Но ведь нельзя так просто объявлять войну. Нельзя! – громким шёпотом произнёс Лаций. Они подошли к сыну Марка Красса. Но тот сам был очень удивлён решением отца и ничего не мог ответить на их вопросы. У его галльских всадников не хватало мешков для воды и накидок для лошадей, поэтому он тоже хотел остаться в Антиохии ещё на неделю. Но консул даже слушать не хотел.
На следующий день часть обоза и большая часть армии покинули лагерь, отправившись в Зевгму, богатый город, с которого начиналась длинная дорога в Парфию, а оттуда – в Индию и Серес, страну шёлка.
Не задерживаясь в Зевгме, армия Красса в мартовские иды покинула город и направилась к Ктесифону, новой столице Парфии. Какое-то время о парфянах не поступало никаких сведений, поэтому римлянам приходилось оставлять в городах небольшие гарнизоны и двигаться дальше, в поисках их армии. Они вступили на землю чужой страны, но, при этом, не объявили войну и не говорили об этом жителям тех городов, мимо которые проходили. Однако в пустыне слухи разносятся быстро, и присутствие парфян ощущалось повсюду, хотя они и не спешили появляться им на глаза. И очень скоро о движении римской армии на юг знали уже все.
Новость о приближении армии Марка Красса застала парфянского сатрапа7 Орода8 в столице, где он отдыхал, дожидаясь возвращении своего сына из Индии. Разведчики сообщили, что римляне направляются к столице, хотя о войне никто не говорил. Для того чтобы прояснить их намерения, сатрап решил послать к ним послов.
Посольство парфянского царя прибыло в римский лагерь через неделю. Была вторая половина дня, солнце уже стало клониться к закату, но до прохладной темноты было ещё далеко. Над раскалённым песком и жёлтой глиной стояло марево вязкого, как глина, воздуха. Послам сразу же предложили пройти к консулу. Такая поспешность их удивила и испугала.
– Что это значит, Сиррук? – пробормотал старший посол Бахтияр, неожиданно покрывшись холодным потом. Он не ожидал, что их так быстро пригласят в палатку Красса. – Ты хорошо знаешь римлян? Разве они не предложат нам отдохнуть?
– Не знаю, посол, – ответил Сиррук, который считался вторым послом, но, на самом деле, был простым помощником Бахтияра. Если бы с тем что-нибудь случилось, то он вместо него должен был передать римлянам послание царя Орода. Но с первым послом ничего не случилось.
