Но я вернулась. Не знаю почему. Заправилась газом и вернулась.
Димка сидел на канистре и курил. Подъехала. Сижу. Смотрю перед собой. Он подошел, открыл дверцу,
– Я думал, ты разбилась где-нибудь. Двигайся.
Я переползла с водительского на пассажирское место. И мы поехали дальше. Молча.
Я допивала очередную бутылку коньячелы, а Димка рулил, изредка поглядывал на меня как-то рассеянно-грустно. Мне его состояние не понравилось. Такое впечатление складывалось, что он вообще не соображает, где находится и что делает. Тело здесь, а Димки нет.
Трассу зимой , конечно же, чистят. Но скользкой она быть не перестает. Чтобы справится с машиной, когда она потеряла управление, да еще на скользкой дороге, нужен опыт. А причиной такой «потери» может стать обычный камешек.
Что стало «причиной» у нас нам выяснить не удалось. Но Форда нашего начало крутить, как на карусели. Как там, «… все вертится и кружится и несется кувырком ..» Вот да, точнее не скажешь. Я изо всех сил уперлась ногами в пол, а руками закрыла голову. Димка хладнокровно уговаривал машину вернуться на место. А Форд выписывал па фигурного катания, визжал шинами, ехал вперед то мордой, то ж*пой, короче, веселился.
Те несколько минут, за которые Димке удалось вернуть управление сбесившимся микроавтобусом, мне показались вечностью. Все закончилось так же неожиданно и резко, как и началось. Обгонявшие нас водилы показывали Димке поднятый вверх большой палец, трясли сложенными в замок руками, лыбились идиотскими улыбками.
Димка отобрал у меня бутылку и, прямо на ходу, хлебанул из горла так, что коньяк полился по его лицу, одежде, проник в нос и даже промочил босые Димкины ноги.
Да, ни к черту нервишки. Я себе такого не позволяла.
***
Пару раз побывала в лобовых атаках. Страшно так, что обосраться можно в легкую и не заметить. И уже неважно, кто там прав, кто виноват. Спасибо папиной школе. Удалось и самой остаться в живых, и людям жизнь сохранить.
На под завязку забитой трассе столкнуться лоб в лоб – это ж десяток машин изуродовать можно. А в каждой, почти в каждой, пять человек.
Я уже могла до мелочей рассмотреть лицо водителя. Сосредоточенно тупое рыло. Он даже не соизволил сбросить скорость. Пер, как носорог. На две стороны три полосы. Так-то по одной на каждой, но по давно заведенным и негласным правилам, те, кто спешил (обычно на паром), вставали посередине и … «вольному воля». А я спешила постоянно. У меня то паром, то работа, то любовники.
Убедившись, что островок скоростной свободен, я выскочила и ускорилась. Справа сплошной поток машин и слева сплошной поток машин. Идут, уткнувшись друг другу в жопу мордой. Какая там дистанция! Кто бы ее соблюдал. Скорость у меня сто тридцать. И тут со встречной полосы резко выскакивает какой-то черт и начинает прям таки бешено ускоряться. Прет четко мне в лоб. Вот как так? Он же прекрасно видел меня, когда пошел на обгон. Ну, допустим, не видел. Но сейчас-то видит!
Гастелло, блть. И он не только не сбросил скорость, он продолжал ее резво набирать.
Знаете, время умеет останавливаться, растягиваться, становиться густым и вязким. При этом звуки тоже растягиваются до неузнаваемости, становятся низкими и противными, страшными. Это как замедленные съемки под водой.
Я мысленно прощалась с родителями, с дочерью. Поблагодарила бога, что нахожусь одна в машине. Вот, говорят, что в таких ситуациях вся жизнь перед глазами проходит за секунды. У меня вся жизнь скукожилась и съебалась от греха подальше. Но четкие, яркие картины проскочили очень явственно. Это как обрывки киноленты. Кадры, вырезанные из разных лет жизни, а потом склеенные в одно целое. Жуть, короче. Не дай бог кому такое.
