Утро было прекрасным из-за того, что сегодня ехать в университет нужно было только к обеду, поэтому времени еще было навалом.
– Я, конечно, все съем, но уголь уже перебор, – подошла в плотную к
застывшей над нашей едой Миле.
Проснулась она в более хорошем настроении, чем было накануне, но периодически о чем-то задумывалась, застывая на месте.
– Что? – посмотрела она на меня недоуменно.
– Горим, – показала на сковородку, где она жарила лепешки к завтраку.
– Ой! – быстро сняла посудину с огня и со злостью швырнула ее в мойку.
– Ты чего? – спросила, наблюдая полет, и порадовалась, что там не стояла
другая посуда.
– Ничего, – пробурчала она и села за стол, складывая руки домиком и роняя на них голову.
Я не стала допытываться, решив, что ей нужно немного успокоиться, а сама занялась приготовлением кофе. Может, это хоть немного ее взбодрит.
– Рассказывай, – сказала решительно, поставив перед ней чашку и присаживаясь напротив, заранее прихватив пепельницу.
– Не знаю я, Никки, – покачала она головой, прикуривая и делая глубокую затяжку никотина. – Тревожно мне как-то.
– Почему? – последовала ее примеру.
– Не знаю, – повторила Мила, – будто предчувствие чего-то плохого.
– И связано оно с нашими поисками? – уточнила.
– Да, – и без перехода спросила, – Почему он так поступил? – она смотрела на меня с надеждой, будто я знала ответы на мучившие ее вопросы. Но правда была в том, что я была не в меньшем шоке от происходящего, пусть и знала гнилую натуру Максима.
– Милка, не пытайся понять мотивы этого человека. Ты не он. И что крутится в бредовой головушке можно лишь догадываться. – стараясь говорить мягко, успокаивала ее.
– Но я хочу понять, чем он руководствовался, делая такую глупость, – покачала она головой, разглаживая пальцами мелкие складки на скатерти.
– Своим эгоизмом? – предположила, не удержавшись.
– Ника, – она хотела что-то возразить, но я ее остановила взмахом руки.
– Мила, давай мы его найдем и спросим, – предложила примирительно не желая ссориться.
– Хорошо, – сдулась она и, поднявшись, собрала наши чашки и принялась заново готовить еду. Больше беспокоить я ее не стала, зная, что это для нее своего рода успокоительное.
Немного прибравшись в комнате, собрала грязные вещи, мусор, навела порядок на рабочем столе. В ванной, загружая одежду в машинку, поняла, что машинально схватила кофту Льва и хотела и ее положить к остальным, но в последний момент остановилась, не желая смывать едва уловимый запах мужского одеколона. Машинка мерно гудела, а я стояла, зарывшись лицом в кофту, вдыхая, как наркоман парфюм, и восстанавливала в голове образ мужчины. Зачем я это делала, не знала, но память сама подкидывала образы нашего маленького знакомства и детали внешности мужчины. Завораживающие глаза, черные по кайме, мягко переходят к темно-серому зрачку, в большей степени были бесстрастными, но иногда в них проскакивало что-то, из-за чего хотелось на них смотреть без остановки, как в пасмурное грозовое небо. Морщинка между бровей, что возникает каждый раз, как он хмурится. Прямая, гордая осанка знающего себе цену человека и неспешная, даже какая-то ленивая походка наталкивала на сравнение с кошкой. Гибкой, опасной. Та, что расслабленно лежит на месте, вмиг может сделать опасный прыжок. Я усмехнулась от своих мыслей, о чем только думаю.
– Ты закончила? – раздался у дверей ехидный голос.
