– Он уже согласился, – сказал Далинар.
– А вы обговорили условия? Выбрали дату? Не знаю, хотел ли Вражда, чтобы мы узрели это видение. Но в любом случае… Я не думаю, что он достаточно обеспокоен, чтобы согласиться на какие-то определенные правила. Он будет тянуть, заставит тебя сражаться, заставит нас всех сражаться. Вечно. Он может сделать так, что эта война никогда не кончится.
Далинар, сам того не зная, шагнул сквозь витражное стекло и своего двойника.
Ренарину казалось, что его отец не стареет. Даже в самых ранних воспоминаниях Ренарина он был таким – могущественным, непоколебимым, сильным. Отчасти этот образ безупречного офицера-алети создала в его голове мать.
Какая трагедия, что она не дожила до момента, когда Далинар стал именно таким человеком, каким она его себе представляла. Жаль, что Вражда спровоцировал ее гибель. Именно так Ренарин должен был думать о случившемся. Лучше обратить свою боль против врага, чем потерять отца вместе с матерью.
– Я смотрел Вражде в глаза, – сказал Далинар. – Я встречался с ним лицом к лицу. Он ожидал, что я сломаюсь. Отказавшись, я разрушил его планы. Это означает, что он может быть побежден – и, что не менее важно, это означает, что он не всезнающий и не всеведущий.
– Да, – сказал Ренарин, проходя по битому стеклу, чтобы взглянуть на огромное изображение Вражды. – Я не думаю, что он вездесущ, отец. Да, часть его находится повсюду, но он не может получить доступ к этой информации – как Буреотец не в силах познать все, к чему прикасается ветер. Я думаю… Вражда может видеть то же, что и я. Не события или сам мир, а возможности. Эта война опасна для нас, отец. В прошлом Вестники организовывали наши силы, сражались с нами какое-то время, но потом уходили, чтобы запереть души Сплавленных в Преисподней, не давая им перерождаться. Таким образом, каждый Сплавленный, которого мы убивали, был настоящей жертвой. Но Клятвенный договор нарушен, и Сплавленных нельзя запереть.
– Да… – сказал Далинар, подходя к Ренарину. – Я и сам об этом думал. Пытался определить, есть ли способ восстановить Клятвенный договор или каким-то иным способом вселить страх в наших врагов. Как мы, так и Вражда очутились в неизведанных землях. Должно быть, в этой новой реальности есть нечто сбивающее его с толку. Ты видишь что-нибудь еще?
«Видишь грядущую тьму, Ренарин?» – спросил Глис.
– Трения между тобой и Враждой. – Ренарин указал на витраж. – И черноту, которая портит красоту окна. Она словно болезнь, заражающая вас обоих, проступает по краям.
– Любопытно, – сказал Далинар, глядя туда, куда указывал Ренарин, хотя видел только пустой воздух. – Интересно, узнаем ли мы когда-нибудь, что это такое?
– О, это легко, отец, – сказал Ренарин. – Это я.
– Ренарин, я не думаю, что ты должен видеть себя таким…
– Не пытайся защитить мое самолюбие, отец. Когда мы с Глисом сблизились, мы стали… чем-то новым. Мы видим будущее. Сначала я не понимал, в чем моя роль, но потом начал это осознавать. То, что я вижу, ослабляет способности Вражды. Поскольку я вижу варианты будущего, мое знание меняет то, что я буду делать. Поэтому его способность видеть мое будущее понижается. Любого близкого мне человека ему трудно прочесть.
– Меня это утешает. – Далинар обнял Ренарина за плечи. – Кем бы ты ни был, сынок, это благословение. Может, ты не похож на других Сияющих, но все равно сияешь. Ты не должен скрывать ни это, ни своего спрена.
