Ритмы улиц - страница 74

За три минуты – ровно столько длилась их дорога – вся правая нога Мари до колена окрасилась кровью. Алая дорожка окропила и землю, четко послеживая маршрут подростков. Маша уже не плакала – слез не осталась, она лишь тихо подвывала, потому что ей было больно. И страшно – боялась она, в первую очередь, реакции мамы.

Которая была весьма предсказуема – женщина, увидев, в каком состоянии принесли ее дочь, бросилась к ребенку, и, едва сдерживая тошноту – она боялась вида крови – повела ребенка в ванную. Там, отмыв ногу и забинтовав колено – повязка тут же пропиталась алой жидкостью – Машина мама вызвала такси и повезла дочь в больницу.

Ей наложили три шва. Без анестезии. Мари чувствовала всё - как жжется чистый спирт, как игла входит в кожу, с трудом и треском разрывая ткань, она почти слышала, как скрипит месталлическая нить, которой скрепляли разорванную кожу. Четко зафиксировав ногу в выпрямленном положении, девушку «обрадовали» - ходить ей так придется четыре недели. И после этого еще столько же разрабатывать ногу и учиться нормально ходить. А это значит – "прощай" нормальный выпускной,  "до свидания" танцы.

Жизнь пирата Мари по вкусу не пришлась – не иметь возможности согнуть ногу было для нее сущим мучением. За партой сидеть было тоже не очень удобно. Да что там парта – девушка не могла надеть штаны без посторонней помощи!

Но куда хуже этого был процесс реабилитации. Когда Маше сняли швы, она начала учиться сгибать ногу. Давалось это с трудом – колено начинало болеть, стоило сделать малейшее резкое движение. Да и мышцы уже привыкли к определенному положению. Учиться пришлось гораздо дольше, чем прогнозировали врачи. Поступать Маша ездила с палочкой, возвращалась – уже чуть сдвигая ногу. На сантиметр, но это было уже хоть что-то.

В августе – когда пора было уезжать из Ярославля – Мари уже более-менее ходила, но при малейшем касании колена любой поверхности – даже легкого стука ладонью было достаточно - оно взрывалось болью, и нога автоматически выпрямлялась. И проходила эта боль только спустя несколько часов.

Полностью здоровой Маша почувствовала себя только к концу первого курса. Но тогда она уже и не думала о танцах, лишь утвердившись в мысли, что это было лишь её хобби. Мама так вообще категорически была против того, чтобы её дочь танцевала. Ей даже не нравилась мысль, что Маша работает с командой танцоров – вдруг с её ребенком что-то снова приключится.

А сама Мари банально боялась. Она по-прежнему любила танцевать – и ближе к пятому курсу снова начала так расслабляться. Но её нога больше не была настолько подвижной, и многие элементы были ей не под силу. А может, она и могла их исполнить, но мешал барьер, возведенный в голове. И основан он был именно  на страхе. Маша боялась снова упасть, и пораниться. Кто знает, вдруг новая травма обернется куда более серьезными последствиями?

*****

- В общем, вот таким было падение знаменитой Манеки, - подытожила Мари в конце своей истории, - На память о том дне у меня остался симпатичный шрам в форме полумесяца и легкая неприязнь к миру танцев. Поначалу я еще тосковала по всему этому – танцам, драйву, музыке. Но потом привыкла. И первое время с вами мне было неуютно, потому что каждый из вас был живым напоминанием той части жизни, которую я пыталась забыть.

Мари бросила на меня выразительный взгляд, и я кивнул, понимая, что она тоже вспоминает и наш танец, и откровенный разговор, который был до этого. Она будто просила меня не рассказывать ничего, и я не мог её ослушаться. Мне даже льстило, что я все равно знаю больше остальных.