Она стала раздеваться, охая от боли. Ныло все тело. Колено раздулось и стало как колода. Сбитые локти, исцарапанные руки. Она ощупала ребра – говорят, они легко ломаются. Было больно, но терпимо. Может, обойдется. Пришла мысль – что же делать? Бежать в полицию? Звонить маме? Только не это! Кому? Ирке? Тете Соне? Нет! Стыдно! Ее почти убили, а ей стыдно! Да орать на весь мир надо! Стыдно! Бросили на свалке, как падаль. Стыдно.
А что седой – спит или наливается водкой? Отходит от стресса? Ему не страшно? Не стыдно? Он не боится? Почему не боится? Ведь есть же что-то! Не может не быть! Есть кто-то, кто видит и… ставит на счетчик! Нельзя же так просто отнять жизнь! Почему нельзя? Можно. Все можно. Все! Гром не грянет, никого не призовут к ответу. Седой неспроста так быстро сообразил, что делать – похоже, схема отработана. Любого, кто ему мешает, – в расход. Любого, кто опасен, – в расход. Свободен!
Страшно. Господи, как страшно! Ее затрясло. Зубы выбивали дробь. Она достала из шкафчика перекись водорода. Зашипела от боли, наблюдая, как пузырится, вздуваясь, белая пена. Подула на руки, помахала ими в воздухе. Открыла кран и застонала от облегчения – включили горячую воду. Профилактика закончилась, или взяли тайм-аут. Она погрузилась в ванну, закричав от боли.
Она лежала в воде закрыв глаза, впитывая тепло. И снова плакала, не зная, как жить дальше. Что делать?
Завернувшись в мужской махровый халат, синий в зеленые полоски, – осколок супружества, босая, она пошла на кухню. Достала из ящика нож. Подержала в руке, взвешивая. И представила, как бьет седого… в живот! В грудь! Снова в живот! Й-а-а-а!
Полиция? Кто докажет? Кто будет искать? Осталась жива – ну и радуйся. Скажи спасибо. Спасибо скажи, дура! Кому?
Она внимательно рассматривает нож с твердым зазубренным лезвием и агатово-латунной рукояткой – для мяса, производство «Fabrique a Thiers France». На рукоятке у самого лезвия фирменный знак – металлическая муха в натуральную величину. Подарок бывшего на день рождения. Женщине – ножи, такой вот оригинал! Не забыть потом стереть отпечатки пальцев. Чтобы не нашли. Посмотреть седому в глаза. Она не помнит лица, только белые волосы, но он-то ее помнит! Он вспомнит, когда придет время, не может не вспомнить…
Она кладет нож на стол, достает из буфета бутылку коньяку, наливает в чашку. Пьет залпом, содрогаясь от отвращения. Хмель ударяет в голову мгновенно. Часы бьют четыре. Чашка падает на пол и разбивается. Жанна, покачиваясь, бредет в спальню, падает на кровать и проваливается в никуда.
…Жанна проснулась от пронзительного телефонного звонка. За окном солнце и день-деньской. Она нашаривает мобильник – оказывается, он дома, вчера она забыла сунуть его в сумку. С седого можно снять обвинение. Оправдан. Не вор, честный человек. Честный убийца.
Мама. Спрашивает, как прошел первый день отпуска, голос нарочито радостный – моральная поддержка. Сначала мать пыталась объяснить, что развод – не конец света, жизнь продолжается, все еще будет, какие твои годы! Потом прикрикнула, потом испугалась, и в голосе ее появилась эта нарочитая жизнеутверждающая радость. Она просто не знала, что делать. Бедная мамочка! «А ты – свинья! – подумала Жанна о себе. – Ты можешь сделать ей приятно и не взваливать на нее свои проблемы? Не корчить кислой физиономии в ответ на вопрос «как дела»? А наоборот, бодро ответить: «Отлично!» И не сидеть каменным истуканом на родительском диване, подпихнув под себя подушку, отмахиваясь от вопросов, как от назойливой мухи, а похлопотать на кухне, выкладывая в вазочку принесенное печенье? Приготовить чай?
