— Если хочешь, можем разделиться. Я поищу вдоль реки, а ты на пирсе.
Наташа благодарно кивнула — находиться рядом с ним сейчас было слишком мучительно. Мучительно стыдно. Мучительно неловко. Мучительно жарко. А ещё… мучительно сладко. Она проводила взглядом удаляющуюся широкую спину и вздохнула. Это было дикое желание, но такое естественное, что пришлось заставить себя остаться на месте: так хотелось подойти и обнять. Режим невидимки, к которому Наташа почти привыкла за последний год, в присутствии Димы отключался. Она знала, что он её видит. И видел всегда. Никогда не считал ненужной и мешающей. Находил нужные слова и утешал, когда было плохо. И она привыкла к этой заботе, стала считать чем-то само собой разумеющимся. А теперь, потеряв его постоянную, незримую, но, как оказалось, такую необходимую поддержку, растерялась. Поняла, как важна она была для неё. Как важен для неё был он.
Чувствовать волнение в его присутствии было непривычно. Хотелось горько рассмеяться, ведь Наташа всегда замечала его. Знала, что бывший учитель привлекает женщин. Не раз слышала, как с хихиканьем молоденькие медсёстры обсуждают, что он скрывает в штанах. Как краснеют девушки, случайно встречая его на улице. Но никогда, никогда не воспринимала его больше, чем друга. И вот, сама попалась, глупый мотылёк. Мотылёк, который точно знает, что этот свет не просто обожжёт — спалит дотла только что собранное по кускам сердце.
Новый вздох. Наташа решительно зашагала к пирсу, выискивая среди лодок, скользивших по воде, рыжий хвост. Досадливо поджав губы, нахмурилась — ни Севы, ни Полины в ближайшей видимости не наблюдалось. Зато взгляд с лёгкостью выцепил русую макушку, вышагивающую вдоль кромки воды. Подойти, шутливо спросить, куда они запропастились, а потом вместе строить предположения разной степени пошлости — Наташу потянуло к нему, она даже сделала несколько шагов, но остановилась. Игривость как ветром сдуло, потому что воображение разыгралось, подкидывая вероятные картины того, что могло произойти, если бы это они уплыли куда-то и сейчас сидели бы в одной лодке, касаясь друг друга коленями. Во рту пересохло. Зажмурившись, Наташа помотала головой, прогоняя пугающе яркое и реалистичное видение того, как Дима накрывает её колено ладонью и мягко поглаживает, заглядывая в глаза. Внизу живота сладко заныло, так неожиданно, что стало страшно.
— А где Дмитрий Николаевич? — Полина подскочила откуда-то со спины. Следом лениво вышагивал Сева, не вынимая зубочистку изо рта и руки из карманов.
— Вас пошёл искать, — Наташа кивнула на берег. — А где вы, кстати, были?
— Полька едва не перевернула лодку, — пожал плечами Сева. — Поэтому наша прогулка закончилась слишком быстро.
— Не понимаю, зачем залезать в шаткую дрянь, — огрызнулась Полина.
— Может, потому что в лодке романтичнее? — ехидно спросила Наташа, ища подтверждение своей догадки на лице Севы. Но проще гадать на кофейной гуще — оно было непроницаемо.
— Если считаешь, что так романтичнее, прокатилась бы с Дмитрием Николаевичем. — Полина мило улыбнулась.
— Наташу укачивает в лодке.
Его голос, низкий, спокойный, заставил приподняться волоски на затылке.
— Говорят, прогулка верхом тоже очень романтична, — невинно округлила глаза Полина. — Не хотите как-нибудь взять с собой Наташу и прокатиться?
— Верхом? — Дима почесал затылок, сделав вид, что задумался. Улыбнулся и развёл руками: — Я не умею сидеть в седле.
