Бабушка ловит мой взгляд и поясняет:
– Вчера же были семь дней. Пришли Аида с женихом, наши тетки и Дана. Мулла был, читал молитву, большую часть лепешек я раздала.
Это еще одна наша традиция: приготовить семь лепешек, прочитать над ними молитву и раздать ближайшему окружению. Так обращаются к Всевышнему, чтобы защитил, уберег от всего худого, и одновременно поминают души всех предков. Обычно бабушка этим занимается по пятницам, но можно это сделать в любой день. Положено соблюсти такой ритуал и для поминовения души недавно умершего человека.
Я гляжу с недоумением:
– Какой мулла? Какая молитва? Разве Рахилям была мусульманкой? Она в жизни не ходила в мечеть, никогда не праздновала айт11 и была невысокого мнения о муллах! Может, она вообще была христианкой? Муж-то ее, был полутатарин-полурусский.
Бабушка тяжело вздохнула и неуверенно продолжила:
– Она и в церкви-то, наверно, ни разу не была. Хотя, покойного Колю, кажется, отпевал батюшка. По его последней просьбе. А Рахилям… Да, она носила черное в знак траура, а у мусульман такого нет. Но она не ходила в церковь, это точно. Она была, упокой Господь ее душу, далека от… всего этого. Все же родилась она в нашей вере, и мой долг – позаботиться о ее душе по нашим обычаям.
– Интересно, – задумчиво говорю я. – Она – твоя родная сестра, но между вами мало общего. Ни внешнего, ни в характере, ни в чем. Она была похожа на татарку, но имя у нее не татарское… И ни казахское, и ни русское… Кто ее так назвал?
– Рахиля – так звали уйгурку-повитуху в родительском поселке. Папа прибавил в конце букву «м», чтобы было созвучно с моим именем: Мариям и Рахилям. Роды у нашей мамы были преждевременные, врача, как нарочно, не было, везти в райцентр было далеко. В общем, та Рахиля ей помогла. В честь нее и назвали.
– Светлокожая и голубоглазая Рахилям – родители не удивились такой девочке?
– Скажешь тоже! А чему удивляться? Вспомни-ка, мой отец, твой прадед, был голубоглазым, а твоя мать? Белокожая, будто царских кровей. – Бабушка усмехнулась. – Это она в своего деда пошла. Не смотри, что мы обе смуглые и глаза у нас черные. Завтра у тебя может родиться девочка – вылитая Рахилям!
Да, она права. Есть у казахов подобные типажи: светлокожие да светловолосые, с голубыми, синими или зелеными глазами.
Необычно было, что мы обсуждали Рахилям. Будто с ее смертью исчезла завеса неприкосновенности и таинственности, которая до этого не позволяла нам говорить о ней. Я осмелилась задать важный вопрос:
– Как же это ужасно: вы с ней сестры – как мы с Даной, а столько лет не хотели знать друг друга…
– Жаным, это правда плохо, – мягко оборвала меня бабушка. – Но о мертвых говорят только хорошо или ничего не говорят. Я могу сейчас только молчать. – И она печально добавила: – Придет время, и мы поговорим обязательно, моя милая.
Ну что ж, значит, так и будет. Когда-нибудь она мне все расскажет.
Я целую бабушку и желаю ей спокойной ночи. Направляюсь в свою спальню, но, не успев выйти из кухни, спохватываюсь и возвращаюсь:
– Сегодня я посплю с тобой, аже. Пойдем вместе. Можно ведь, да?
– Девочка моя, да кто ж тебе запретит? Пока я жива, все тебе можно.
Она улыбается, поднимается с места, и мы вместе идем в ее спальню.
Комната бабушки – самая архаичная и старомодная в нашем доме. Несмотря на пластиковые окна, ламинат на полу и современную мебель, здесь многое напоминает аульную обстановку.
