Родолад. Мир славянской женщины - страница 6

Четыре раза в год более широко открываются врата Вырия к миру Явы. В этот час предки обходят роды свои, осматривают, хорошо ли хозяйничают внуки их, верно ли суть Богов понимают и детей своих научают. И должны мы, как праздника великого, ожидать прихода их на дворы наши, убирая при этом и украшая дома свои. Предки светлые, находясь в Вырии, берегут нас в Яве. Между нами есть связь нерушимая, если поминаем мы предков родных постоянно, тогда имеют они силу оберегать нас и святыни наши от душ темных. Но если забыл кто про род свой, от силы родовой отвернувшись, – сам по жизни идет. И тяжек путь тот, ибо Боги и Предки от души той отворачиваются.

В начале ноября Предки приходили в гости к детям своим. Осенний туман стелился над сонной землей. Молодая пара в белом наряде, подняв руки к небу, звала Предков. Рядом, опершись на посох, стоял старый седой дед, который молча наблюдал за их действиями. Или от женского призыва, или от пылких слов молодого мужа открылось небо, и усмотрели они, как из него вышли светлые мужи и женщины родов Гордана и Цвитаны, став перед молодыми. И сам Велес стоял посредине. Молодая женщина всматривалась в душу пращуров своих. Как будто золотым сверканием над туманом плыли фигуры, и, если прислушаться, можно было услышать от них легкое журчание, как будто ручей спрятался где-то под листьями ежевики.

Когда все вышли из-за туч, Волхв обратился к Велесу: «Велесе, Отче наш! Ты принес отрочат на землю нашу, из которых Род наш начался. Зову тебя, чтобы позволил молодым нашим, Гордану и Цвитане, привести в род их ребенка достойного». Велес улыбнулся и молвил: «Волхве Древославе, я лишь перевожу души из Навы в мир Явы. Если душа, которую они зовут, не обремененная поступками недостойными и Карна и Доля позволят – переведу, и Матушка Лада вложит в лоно внучки нашей, Цвитаны, душу ребенка будущего».

«Благодарю, Велесе-Отче», – раздался голос старого волхва.

Третий раз звали душу за три дня до зачатия ее в мире земном. 21 июня, когда солнце начинает приобретать наибольшую силу, взывали родители к Вырию. Но перед тем в доме женщина наводила наилучший порядок, словно писанка, светился дом чистотой. Обращалась женщина к Ладе и Мокоше с молитвами и заговорами всякими. А затем в каждом уголке зажигала веточку чабреца сушеного и липецы (цветов любви вечной), а листочки любистока и винограда бросала под кровать вместе с пшеничными колосьями. На Покутье, возле образов божьих – Лады и Сварога – должны стоять свежие цветы. Ладыны цветы – это розы и рожи. Когда цветы вяли, их лепестки высушивали на солнце, измельчали, добавляли душистые смолы, и маленькие пучки трав поджигали, чтобы те дымили в Красном углу.

Мужчина же должен был управиться со всем хозяйством, если имел такое. Нельзя оставлять дела недоделанные, ибо для зачатия это очень плохо, все должно было быть совершенным, как внутри, так и снаружи. Особенно сбруя конская и меч булатный должны блестеть и быть в отличном состоянии. Ибо конь – это посланец между Мирами, а меч – знак того, что муж зрелый и готов род творить.

«Гордан, любимый мой, готов ли ты? – весело звала Цвитана, стоя в полотняной длинной рубашке за домом на пригорке. – Быстрее, вот-вот солнце взойдет!» Гордан спешил, неся перед собой большую кадку с дождевой водой и серебряными монетами, которые лежали на дне. Эту воду Цвитана собирала больше месяца. Не видя дороги под ногами, он не раз спотыкался, отчего вода переливалась на него. Цвитана закрывала ладонями уста, чтобы муж не видел, как она смеется. «Все, все, я уже здесь», – ставя кадку на землю, проговорил Гордан. Перед Купалой молодые должны были обмыть друг друга дождевой водой под лучами утреннего солнца. «Иди ко мне», – нежно прошептала Цвитана. Солнце уже показало первые лучи. Когда взволнованный Гордан снял белую одежду с жены, она вспорхнула с нее легкой птичкой, и Гордан залюбовался чрезвычайной красотой и грацией Цвитаны. Ее роскошное тело влекло не только взгляд: медово-золотистая кожа блестела на солнце, полные груди-яблоки манили коснуться женского тела. Цвитана тихо, словно кошечка, чтобы не помять траву, подошла к нему и начала снимать с него мокрую рубашку. Руки Гордана оплели ее тело, голос стал мягким и тихим. «Любимая, – шептал он, – какая же ты сладкая». Цвитана снимала с мужчины рубашку, руки ее задрожали, когда коснулась грудей возлюбленного. Гордан опомнился, вспомнив, что к Купальской ночи нельзя трогать жену, и отпустил ее. Подойдя к кадке, он набрал большую кружку воды. «Иди-ка сюда, солнышко мое». Цвитана, улыбаясь, подняла руки к небу. Гордан подошел ближе к ней и, проговаривая славу Дане и Матери Ладе, начал поливать любимую водой, омывая тело ее. Так же и Цвитана омыла его, приговаривая заговоры к Дане и Сварогу.