Первый секретарь райкома, видимо, не до конца поверив анонимке, всё-таки пожалел бывшего литератора и предложил ему написать добровольный отказ от должности со словами искреннего признания вины и раскаивания в содеянном, а также просьбу о возвращении его на учительское поприще. Николай Ефремович так и сделал, понимая, что если люди не хотят слышать веские доводы, то свою правоту в кабинетах сегодняшней власти не доказать. «Лучше остаться без партийного билета и должности, с которой могут всегда спихнуть, да так, что больно ударишься о землю. Лучше честно делать свою учительскую работу, выводить собственную семью на более высокий уровень жизни, чем идти против власти, зарабатывать инфаркт и в зоне гнить» – решил бывший председатель колхоза. После полугодового отсутствия он появился в селе и стал вновь учить детей русскому языку и литературе.
– Что обидно, – иногда вспоминал Николай Ефремович, – колхозники получили столько картошки, что, продав её, многие не только впервые в жизни деньги увидели, у них в руках появились живые деньги. Но не заступились они за своего председателя. И против ничего не сказали, и явной защиты не было.
Впоследствии в колхозе никогда такого урожая не было, и все вспоминали добрым словом тот год. Но защитить своего председателя от клеветы тогда никто не осмелился. И это было самое обидное, это задевало бывшего учителя так, что не смог он дальше преподавать детям русский язык и литературу, а, окончив курсы в Тбилиси, переквалифицировался в географа.
В этот же урожайный год Владимира Габо, звеньевого полеводческой бригады №3, который получил в колхозе среди звеньевых самый высокий урожай, поставили бригадиром. Став бригадиром, Володя решил создать семью, у него на примете были самые видные сельские девушки. В доме Габо родители уже готовились к сватовству, ждали, когда сын назовет адрес, куда идти. Володя по внешности был очень красивым парнем, девушкам нравился, а некоторые были от него без ума. Научившись играть на аккордеоне, Володя увеличил свой список потенциальных невест, а когда его назначили бригадиром, в списке появилось еще несколько имен. И теперь двадцатишестилетний парень решил жениться.
– Рано или поздно, все равно надо это сделать, – рассуждал Владимир, когда родители поднимали эту тему.
– Расти ты уже больше не будешь, люди вытягиваются вверх самостоятельно до двадцати пяти. И мы не молодые, – напоминали временами сыну Илья Пантелеевич и Мария Варнавовна, – женишься раньше – раньше на ноги встанешь.
Вроде и родители требуют, чтобы сын привел в дом невесту, сам он не против, однако что-то не торопится, оттягивает время, на прямой вопрос отца: «Ну, так в чей дом пойдем просить руки девушки? Назовешь, наконец?» отвечает, убегая от дальнейшего разговора: «Почти готов, назову, назову скоро». Дело было в том, что никакой радости в душе не появлялось, когда Володе напоминали о женитьбе. «Да, жениться надо вообще, но не в данную минуту. Это же тебе не пряники в магазине покупать, а жениться, надо это сделать не торопясь, много раз взвешивая и сравнивая» – рассуждал сам собою Владимир. Как—то раз, на колхозном жеребце по кличке «Мальчик» – высоком, статном, коричневой масти и с белой, словно нарисованной, пятиконечной звездой на лбу, Володю отправили в соседнее село Хандо. Надо было приобрести для колхоза несколько пар стропил – прохудилась крыша колхозной конторы и ей требовался небольшой ремонт. Село Хандо находилось ближе к лесу, и его некоторые жители, рискуя свободой, иногда ночью срубали тонкие – диаметром в двадцать-двадцать пять сантиметров – сухие или раненые деревца, для стропил. Заготавливали, а потом нелегально продавали. На коне можно было привезти много стропил, тем более что и Володе нужна была пара штук.
