– Сколько можно обороняться? Ты точно сказал: мы пытаемся выкупить родину за деньги, подобно тому, как покупали в галуте за золото жизнь. Но так не бывает. Да, мы не хотим проливать кровь, поэтому предлагаем арабам мир, только он наступит не тогда, когда мы разделим с ними страну, а когда добьёмся признания нашего первородства, наших бесспорных прав. Для этого нужен меч, и сегодня наш главный враг – англичане. Закрыв евреям путь на родину, они превратились в добровольных помощников Гитлера. Жаль, что великий Жабо[40] ушёл из жизни, так и не поняв этого до конца. Сколько людей были бы спасены, если бы не проклятые сертификаты, которые невозможно получить! Непременно оставь последнюю строку! Звон мечей – как раз то, чего нам сейчас не хватает!
Йосеф вспомнил стихи, которые он прочитал Эстер в день их первой встречи у Эммы. Как давно это было! Пять лет прошло, а кажется – целая жизнь. Уехав из Риги, Йосеф продолжал подддерживать связь с Эммой и другом юности Натаном. Последнее письмо пришло совсем недавно, уже на нью-йоркский адрес. Эмма сообщала, что Эстер изменилась и уже не так красива, как прежде, хотя с виду кажется, что у них всё не так плохо: доктор заведует своей бывшей клиникой и вообще у новой власти в почёте, сын учится в университете. Читая письмо, Йосеф чувствовал, как сжимается сердце. В последнее время его одолевали плохие предчувствия. А на днях ему снился кошмарный сон: деревья в чёрном лесу, и на них раскачиваются тела в традиционных еврейских одеждах. Такие одежды он видел разве что на картинках и в Иерусалиме. Хотя нет – и здесь, в Нью-Йорке, Джуди показывала ему этих людей. Утром Йосеф рассказал свой сон Джуди, и жена ответила, что это не сон, а близкое будущее.
– Твой сон уже сбывается в Польше, – сказала она, – а теперь, когда Германия захватила Европу, на очереди Советский Союз. Не верю, что нежная дружба Гитлера и Сталина продлится долго, вдвоём им не хватит места. Не знаю, кто из них выступит первым, но мне страшно подумать о том, что там начнётся, если первым окажется Гитлер. Я боюсь за твоих родственников, Йоси.
Джуди, которая вначале называла мужа Йосэлэ или Йосл, давно перешла на ивритское Йоси.
– Я сам боюсь, потому и вижу такие сны, – ответил Йосеф, а про себя подумал: «Правда в том, что больше всего я боюсь за Эстер. Больше, чем за родителей. Плохой я, наверное, сын, но ничего не могу поделать».
Телефонный звонок прервал размышления Йосефа. Звонил адвокат Лангерман. Пронюхав (каким образом, где?)
о том, что Джуди вернулась в Америку, адвокат здраво рассудил, что навряд ли она приехала одна. И не ошибся: трубку взял Йосеф. В ней рокотал тот же голос уверенного в себе сытого человека, как будто Лангерман не уезжал из Риги:
– Приветствую, дорогой Йосеф! Рад вас услышать! Что может быть лучше на чужбине, чем услышать земляка и к тому же старого знакомого! Не спрашиваю, почему вы оказались в Нью-Йорке. Добавлю только, что действительно очень рад. Скажу вам откровенно: истосковался я здесь. Каждый день думал: хоть бы одна родная душа! И вот Бог посылает мне вас.
– Спасибо, господин Лангерман! Тронут!
– Ну что вы, Йосеф! Какой там господин! Для вас – только Макс.
Адвокат продолжал говорить, извергая из уст настоящую словесную Ниагару, но Йосеф слушал вполуха. Он понимал, что такой человек, как Лангерман, зря не позвонит, и ждал, когда Макс перейдёт к делу. Наконец в трубке зазвучало:
