– На него произвел впечатление мой адрес? На Сентрал-парк-Вест?
– Мне кажется, да. – Она выглядела серьезной. – Я сказала, что тебе принадлежит весь дом, в нем ты занимаешь двухуровневый пентхаус. Имеешь также летний дом в Саутгемптоне, учти.
– Да я становлюсь все богаче прямо с каждой минутой! Ну ладно, тащи сюда бумажник и пойдем ужинать.
Маленькое уютное местечко в двух шагах от дома оказалось рестораном, сразившим меня наповал своей утонченной элегантностью, от которой могли испуганно съежиться края кредитной карточки. Еда представляла собой маленький итальянский шедевр, а кьянти имело чистый, терпкий вкус, услаждавший нёбо и заставлявший поверить, что вы никогда не были заядлым курильщиком.
Незаметно пролетели три часа, и Марсия задала свой коронный вопрос.
– Почти десять тридцать, – ответил я.
– Надо уходить, – сказала она решительно, – мы должны пораньше лечь спать, помнишь?
– О’кей. Я попрошу счет.
– Счет? – Она воззрилась на меня с недоумением. – Не смеши меня, Дэнни. Они представят мне общий счет в конце месяца.
– Я уж подумал, что ты скажешь сейчас, что владеешь этим заведением, – проворчал я.
– Папочка действительно хотел купить этот ресторан, но я напомнила ему, что он ненавидит итальянскую кухню, – сказала она равнодушно, – он очень консервативен, когда дело касается еды. Однажды я уговорила его заказать бифштекс с кровью, посмотрев на который он заявил, что такая пища вызывает у него отвращение – все равно что есть мясо сырым.
– Не надо больше рассказывать о своем папочке, – взмолился я, – не хочу возненавидеть человека, которого еще не видел ни разу в жизни.
Когда мы вернулись в пентхаус, Марсия решила, что можно пропустить по стаканчику на сон грядущий, и, сделав мне заказ на шотландское виски со льдом, исчезла в спальне. Я привычно занял место бармена, плеснул в один стакан скотч для нее, в другой – бурбон для себя, положил лед в оба стакана. Она присоединилась ко мне немного погодя, появившись в гостиной в черном платьице из шелкового трикотажа, едва доходившем до середины бедер, подхваченном на талии кожаным поясом с серебряной пряжкой.
– Знаешь что? – начал я, когда она села у стойки. – Впервые вижу девушку, с такой легкостью влезающую и вылезающую из платьев в обтяжку.
– Я надевала сегодня то платье впервые. Подкладка сделана из какой-то дряни, я от нее чесалась как ненормальная.
– Надо было позвать меня, – с сожалением сказал я, – имей в виду, что я с громадным удовольствием окажу тебе подобную услугу в любое время.
– Может быть, ты наконец успокоишься и расслабишься? Для начала можешь снять пиджак и галстук.
Идея была неплохой, я так и сделал. Она неторопливо тянула свое виски и задумчиво рассматривала меня.
– Я тебе рассказывала, что говорит обо мне доктор Лэйтон? – вдруг спросила она.
– Напомни.
– Он говорит, что того, кто меня так плохо воспитал, вернее, испортил в детстве, надо застрелить без предупреждения. Еще говорит, что если мою сексуальность разделить на шесть частей и дать каждую часть шести девственницам, то из них получится шесть нимфоманок! Ну и еще что-то, но это мелочи. Например, что я прирожденная лгунья, эгоистка, никого не люблю, кроме себя.
– Я думаю, что самореклама просто необходима для практикующего психиатра, – заметил я.
– Но это все чистая правда! – В глазах ее появился опасный блеск, предупреждавший, что мне лучше не спорить. – Я действительно такая, даже хуже!
