Моя физическая оболочка обрела симметрию, словно законченные математические уравнения в голове учёного гения. Былая немощь и неуклюжесть забыты, настало «благодатное» время гимнаста-шута.
Сколько умных, заезженных фраз и целых опусов было выдано на-гора за тысячелетия человеческой цивилизации, посвященных умственным способностям подрастающего поколения? Сколько историй и научных трудов написано седыми мужами? Итог один: выход из детства – то, что многие называют возмужанием, возможен лишь при глубокой трансформации личного опыта, включая сексуальный опыт.
В моём дворовом детстве существовало строгое разделение – взрывной самострельный кластер пацанов и презрительно-кукольный мирок девчонок, где дружба между ними (не говоря уже о влюблённости) даже не озвучивалась. Ну с кем здесь дружить? С напыщенными одноклассницами? С дурами-сверстницами-соседками? Да и болезненная немощь детских лет, презрение к собственному облику накладывала на меня весьма неоднозначную психологическую тень. Всё моё общение с противоположным полом тогда сводилось к прикладным вопросам в крайне редких бытовых стычках.
Но волшебные перемены в моём облике волшебно же повлияли на характер и поведение, отменив боязливую скованность в межполовых отношениях. Эта функция стала доступна!
Ничего не меняется в этом мире. Выверенные формы, как и уродство, испокон веков привлекают взгляды людей. Трансформация тела из убогого гадкого утёнка в спортивного вида юношу нарушила мой глубоко скрываемый внутренний мир. Форма, обращающая на себя внимание, меняет юное внутреннее устройство, обязывает её владельца к действию, требует ответной взаимности, ускоряет время.
Я стал физически ощущать такое внимание, поначалу шарахаясь от взглядов и жестов, от непонятных (сперва) желаний заговорить со мной, относя всё учащающиеся контакты к выверенной случайности. Все эти «случайности» я воспринимал как театральную сценку, в которой главный герой волею режиссера был лишён голоса, и потому обращенные к нему фразы чаще всего оставались без ответа, а если и удостаивались отклика, то только в виде нелепого лепетания в сопровождении рубленых и неестественно механических жестов.
Спасло, как и всегда, воображение и любовь к истории. Я стал применять свою магическую кисть, каждый раз окуная её в проверенные краски, саморучно приготовленные долгим смешиванием цветов на заранее припасённом внутреннем мольберте.
Я страстно отзывался на любое обращение, внимательно разглядывая и выслушивая собеседника. Спорил, дарил или праздновал победы в баталиях, договаривался о встречах, раздавал ничем не оправданные реверансы и вручал уличные цветочные клумбы. Я был счастлив. Я стал видим.
Появились друзья. Небольшой трест (в три учредителя) держался на любви к спорту, компактности проживания и почти полной дополняемости друг друга.
Два Алекса были почти на год младше меня. Но правильное питание, спортивный режим и парное каноэ, в котором они проводили всё своё свободное время, сделали этих парней настоящими атлетами, на фоне коих я со своим средним весом казался младшим братом. Но моё магическое умение – найти подход к любой заинтересовавшей нас даме – было воспринято атлетами как Божий дар, и все свободные вечера мы проводили вместе.
Интересен и сам момент знакомства с этой парой, хотя с Алексом №2 я познакомился скорее автоматически уже после знакомства с Алексом №1 (был представлен многолетнему коллеге по лодке и веслу как приличный чел). А случилось наше знакомство так.
