Лучше подожду, пока сама откроет глаза.
Неудивительно, что она еще спала: в комнату не проникало ни одного луча света, и, проснувшись, она решила бы, что еще два часа ночи.
Присев рядом, я взял ее за руку.
При свете ночника я стал ее разглядывать. Кисть у Виолетты была маленькая, изящная, точно у испанки, с розовыми удлиненными ноготками, лишь на указательном пальце ноготь был испорчен из-за работы в швейной мастерской.
И тут веки девочки разомкнулись и она открыла глаза – то ли просто настал миг пробуждения, то ли ей передалось тепло моей руки.
– О! Вы здесь, как я рада! – воскликнула она. – Не будь вас рядом, я подумала бы, что это продолжение сна. Вы не покидали меня?
– Я оставил вас на несколько долгих часов и вернулся, надеясь стать первым, кого вы увидите, открыв глаза.
– И давно вы здесь?
– Уже полчаса.
– Надо было разбудить меня.
– Я боялся нарушить ваш сон.
– Вы даже не поцеловали меня.
– Отчего же, ваша грудь обнажилась, и я запечатлел поцелуй на ее бутончике.
– На котором из двух?
– Вот на этом, левом.
Она раскрылась и с очаровательным простодушием попыталась достать его кончиками собственных губ.
– О, как досадно, самой мне не удается!
– Зачем вам целовать его?
– Чтобы мои губы оказались там, где побывали ваши.
Она попыталась проделать это еще раз.
– Не получается. Ну что ж, – она придвинула свою грудь к моему рту, – только что вы старались для себя, а теперь потрудитесь ради меня.
– Ложитесь снова, – велел я.
Она подчинилась, я склонился над ней, захватил кончик груди губами и стал ласкать его языком, подобно тому, как я проделал это вчера с ее зубками.
Она вскрикнула от удовольствия.
– О, как это прекрасно!
– Не хуже вчерашнего поцелуя?
– О, это было так давно, я уже о нем и не помню.
– Начнем сначала?
– Вы прекрасно понимаете, что я хочу этого, ведь вы сами сказали, что так поступают с теми, кого любят.
– Но я еще не уверен, что влюблен в вас.
– Зато я не сомневаюсь в своей любви; если вам не хочется – не целуйтесь, но сама я поцелую вас.
И, как накануне, она припала губами к моему рту, только на этот раз ее язычок скользил по моим зубам.
Я хотел было отстраниться, но не смог – так сильно она стиснула меня. Наше дыхание смешалось. Наконец она запрокинула голову и, закатив глаза, пробормотала, тая от восторга:
– Как я тебя люблю!
Этот поцелуй буквально свел меня с ума: я обвил ее руками, вырвал из постели и прижал к своему сердцу, словно увлекая на край света, губы мои скользили по ее груди, покрывая поцелуями.
– О, что ты со мной делаешь, я просто умираю!
Эти ее слова обуздали мои чувства и вернули мне способность рассуждать. Нельзя было овладевать ею так, застигнув врасплох и тем самым лишив себя истинного блаженства.
– Милое дитя, я распорядился приготовить ванну в туалетной комнате, – сказал я Виолетте и отнес ее туда на руках.
– Ах, как хорошо в твоих объятиях! – вздохнула она.
Я пощупал воду – она оказалась достаточно разогретой. Опустив Виолетту в ванну прямо в сорочке, я выплеснул туда полфлакона одеколона, чтобы вода помутнела.
– Здесь есть мыло всех сортов и губки любых размеров; бери, растирайся, а я пока затоплю камин, чтобы ты не замерзла, когда выйдешь.
Я разжег огонь и разложил перед камином черную медвежью шкуру.
Коридорные, приносившие ванну, обычно разогревали мое белье у себя в натопленной комнате и приносили его в ящике из красного дерева, где оно долго сохраняло тепло. Я положил ящик на стул возле ванной и достал оттуда пеньюар из батиста и несколько хлопчатобумажных полотенец, после чего повесил на кресло халат из белого кашемира, поставив внизу две турецкие домашние туфельки из красного бархата с золотым шитьем.
