Роман-откровение врача-диетолога - страница 21

К тому же его собеседник сообщил, что по его мнению, он – Ральф, один из самых замечательных парижских кутюрье, а кроме того, уверил его, что все критики принадлежат к породе отвратительных людей, думающих только о том, как бы нажиться, выволакивая на свет божий всякие ужасы и мерзости да свергая ими же созданных кумиров.

– Да и самому мне приятно щекотали нервы статьи журналистов, в которых они задавали кому-нибудь трепку. Это их ремесло, что ж поделаешь. Сначала они курят нам фимиам, а через секунду уже считают себя обязанными показывать нам, где раки зимуют. Им кажется, что они всемогущи.

– Мне всегда говорили, – ответил Ральф, – что искусство политики заключается в умении выдерживать удары, но я не знал, что их можно отражать с такой элегантностью, как это делаете вы.

– Мне очень лестно слышать это от вас, – с приятной, чуть ироничной улыбкой ответил Филипп Филло.

Какое умение держаться! Хотя разговор нельзя было назвать завершенным, министр вышел из кабинета, оставив Ральфа во власти своего обаяния, возможно для того, чтобы поговорить с каким-нибудь другим приглашенным. Предвыборная кампания и погоня за избирателями в этом сезоне начались гораздо раньше.

Кутюрье повернулся к телевизору, установленному здесь же, в кабинете, чтобы посмотреть начало передачи.

Заглавные титры, крупный план Пьер-Эдуар-да Куртиса, классическое: «Добрый вечер, дамы, добрый вечер, мадемуазель, добрый вечер, мсье». Ральфу всегда нравилась оживленная манера ведущего, его шутливый тон.

– Сегодня мы встречаем Ральфа Фаррелла, знаменитого кутюрье, от последнего дефиле которого критики модных журналов не оставили камня на камне. Он нам расскажет, в самом ли деле пробил последний час в его карьере или это просто досадная помеха на его пути.

Именно то, чего Ральф боялся. Но в то же время Куртис дал ему подсказку, и теперь у модельера есть время приготовить несколько фраз, пока идет видеоряд событий этой недели. Куртис продолжил:

– Рядом с Фарреллом вы видите Филиппа Филло, самого популярного министра, человека, который преуспел во всем, нашего, французского, Кеннеди. Как далеко он надеется дойти? До Елисейских Полей?[2]Также с нами Батист де Люзилль – автор и режиссер-постановщик сложной, вызвавшей много толков пьесы, покорившей весь Париж.

Через сто восемьдесят секунд ассистент режиссера с надетыми на голову наушниками заглянул в кабинет и сделал знак Ральфу следовать за ним. Настал час выхода на поле битвы. На лбу кутюрье выступил пот, уголки губ нервно подрагивали. Обычно перед камерами он чувствовал себя спокойно и свободно, но никогда его положение не было таким уязвимым, как сейчас. Ну, вперед, это всего лишь полоса невезения, которую надо пережить, через два часа он окажется в клинике и сможет, наконец, отдохнуть подальше от всей этой телевизионной суеты.

На съемочной площадке, кроме Филиппа Филло и Батиста де Люзилля, Ральф увидел двух актрис, занятых в пьесе, о которой также шла речь.

Куртис повернулся к режиссеру-постановщику:

– Начнем с Батиста де Люзилля. Вы рады быть сегодня вечером здесь, чтобы отметить свой успех?

– Да, для меня это что-то новое.

– Каков сюжет вашей пьесы?

– Насилие и кровосмесительный грех.

– Вам довелось в детстве пережить такого рода насилие?

Все на площадке разом замерли. Ральф не решался поднять глаза на молодого автора, который потрясенно молчал несколько минут, а затем ответил: