В холле хмурый Изотов встретил сияющего Боркова.
– Ну, что сегодня попробуем? – приветствовал Борков профессора философии простым шифром.
– Не откажусь, – без особого горения ответил тот.
Все ждали с нетерпением окончания лекции по философии. Средневековые схоласты делились на реалистов и номиналистов. Это очень скучная тема. Номиналисты верили в реальность вещей и этим они ближе нам. Реалисты же напротив, считали, что всякое понятие существует реально само по себе. Встала проблема – у одного предмета может быть бесконечно много качеств. И все они должны были существовать в мире! Вселенная заполнялась до краев этим бредом. Только великий гений средневековой философии Оккам остановил это безумие – сказал свое бессмертное в этом затхлом схоластическом мире – не создавай сущностей больше необходимого.
Все это привычно рассказывал Изотов, но видел, что нескольких человек в аудитории не хватает. Не было всех помощников Боркова.
Изотов быстро попрощался и пошел в знакомый кабинет Боркова. Тот ждал его один.
– Попробуем? Ребят я отпустил, – они сутками работали.
– Попробуем!
Борков, на всякий случай, глядя в мятую бумажку, стал нажимать на кнопки и включать тумблеры. Экран засветился. Профессора в ожидании впились в пустой экран.
Что-то замелькало в телевизоре, и вдруг появился диктор Балашов, который своим мягким бархатным басом стал читать текст:
Сегодня, 10 октября 1977 года в Москве прошел очередной пленум ЦК КПСС. На повестке дня стояли два вопроса – рассмотрение заявления генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева и выборы нового генерального секретаря ЦК КПСС.
По первому вопросу выступил товарищ Черненко Константин Устинович.
В Политбюро ЦК КПСС поступило заявление от Леонида Ильича Брежнева. В нем он просит освободить его от работы по состоянию здоровья. Рассмотрев заявление, пленум удовлетворил заявления товарища Брежнева и пожелал ему скорейшего выздоровления.
По второму вопросу выступил товарищ Громыко.
В это время экран потух, а на приборе загорелась красная лампочка.
– Не могут нормальный конденсаторов найти! – огорченно сказал Борков. Институт стратегического значения, а конденсаторов нет. Разрядился импульсный генератор. Теперь его неделю заряжать.
Потрясенный Изотов молчал. Потом начал судорожно жать руку Боркова.
– Это вообще, вы понимаете, что это?
– Честно, пока не совсем, но неделю надо на починку, чтобы продолжить.
– Нет, вы не понимаете!
Изотов и сам с трудом осознавал, что он видел. Через два дня после триумфального подписания конституции и объявления 7 октября нерабочем днем – праздником конституции, – Брежнев собрался уйти на покой.
– А Брежнев, то оказался не слабым маразматиком, а личностью. – неожиданно для себя смело высказал свои потаенные мысли Борков.
– Да, мой приятель по Кишиневу не раз мне говорил то же самое, он знает Брежнева близко. При личном общении это совсем другой человек. Все знают его по телевизору, а перед камерой он теряется. Совсем не такой, как в жизни.
– Знакомый режиссер утверждает, что перед телекамерой вылезает все самое плохое, что есть в человеке. Он не раз сам наблюдал это. В телевизоре как на рентгене видно все.
– Может быть. Политика это такое грязное дело.
У философа мысли пришли в порядок, и он начал торопиться домой. Физик тоже хотел побыстрей собрать лучшие умы своей лаборатории и обсудить усовершенствования в приборе. Быстро распрощавшись ученые занялись каждый своим делом. Борков пошел в лабораторию и там ломал голову со своими сотрудниками. А Изотов, трясясь троллейбусе стоя, потому, что сидения были мокрые от осеннего дождя, думал о смысле жизни. Тогда у троллейбусов всегда протекали крыши.
