Ива постоянно себя контролировала – как уже упоминалось, она боялась выглядеть нелепой, и все ее прошлые романы (для того чтобы пересчитать их, хватило бы пальцев одной руки) были очень коротки и непримечательны. Но в случае же с Михайловским ситуация вышла из-под ее контроля.
Она кричала. Она визжала (о, стыд!). Она кусала его за плечи. Она… Ох, лучше даже не вспоминать об этом!
После Михайловский спросил ее деликатно, с некоторым удивлением:
– Ива, что это было? Я не ожидал…
Она закрыла лицо ладонями.
– Ива…
– Даниил, ради бога, уходи и никогда не вспоминай об этом, – глухо пробормотала она. – Мне очень неловко, честное слово. Теперь ты, наверное, так обо мне думаешь…
– Да ничего я не думаю! – рассердился он. – Все в порядке.
Он пришел к ней на следующий день. Потом на следующий. Потом она пришла к нему. Потом… Правда, потом эти встречи, к сожалению, стали не такими частыми, но зато приняли постоянный характер.
Ива безумно его любила. Что чувствовал к ней Михайловский, она не знала, но спросить его, разумеется, не могла.
Все остальное время они говорили на те самые «общие темы», и лирика, как таковая, в их отношениях отсутствовала. Они были друзьями и добрыми соседями, время от времени оказывающимися в одной постели. Иногда, когда Михайловский садился за написание очередного романа, они вообще не встречались.
Ива ничего не требовала.
Он ничего не обещал.
Ничего не менялось.
Единственное, чего хотела Ива, – чтобы это продолжалось как можно дольше. Всю жизнь. Всю жизнь – вот так, как сейчас.
Соперниц она не боялась – во-первых, Михайловский, насколько об этом могла судить Ива, другими женщинами вообще не интересовался. Даже более того – он их ненавидел. Стерв – тех так просто на дух не выносил (стоило только посмотреть на то, как он общался с этой фифой, телезвездой Голышкиной!). Во-вторых, семейные отношения вызывали у него отвращение, и он Иву честно об этом предупредил.
И вот однажды, случайно, четыре года спустя, Ива оказалась в гостях у Евы Поляковой.
Ива была шокирована – дверь им с Шурой Лопаткиной (доброй, но глуповатой дочерью материной подруги) открыло странное создание. Маленькая кукла в красном бархатном платье, с ядовито-красными губами и густо подведенными глазищами, с пошлыми белокурыми кудельками на голове. Такой Ива в первый раз увидела эту Еву.
А уж гонору… Как эта Ева общалась с Шурой – особый разговор. Непонятно только, почему Шура терпела подобное обращение? Но это, наверное, такой закон: если человек глуповат и добр, то в друзьях у него непременно ходят всякие сволочи, которые свободно им помыкают…
Кукла делала кукол.
Когда Ива увидела этих самых кукол, у нее даже волосы на голове зашевелились от ужаса – настолько те выглядели живыми. Или нет, даже так – коллекция маленьких мертвых человечков… Словно Ева крала маленьких детей, умерщвляла их и искусно бальзамировала. Бр-р! Ива никогда бы не приобрела для себя такую игрушку. Такой же страх и одновременно удивление вызывает работа таксидермистов…
А потом, в разговоре, выяснилось, что Ева обожает романиста Михайловского. И даже мечтает выйти за него замуж. Ива, когда услышала это, едва не расхохоталась. «Знала бы ты, милочка, как Даниил относится к таким, как ты! Да он к дачным комарам испытывает больше приязни, чем к вам, стервам!» – подумала Ива.
И ей ужасно захотелось поставить Еву на место, дать той понять, что не все мужчины любят стерв, что не все в восторге от ядовитой помады и белокурых кудрей а-ля Мэрилин.
