– Приезжай.
Всего одно слово. Безобидное. К нему даже не придерешься! О, боги…
– Куда? – коротко спросил Михайловский.
Она сказала адрес.
Он сел в машину. И поехал к ней, чувствуя себя человеком, который добровольно согласился заложить душу дьяволу.
…Ева открыла ему дверь – в коротких рваных джинсах, растянутой, выцветшей голубой майке, руки по локоть в чем-то испачканы.
– Привет. Заходи! Дверь только сам закрой, ладно?
Она ушла, судя по звукам – в ванную. Наверное, отмывала свои руки…
Вернулась через несколько минут. На ногах у Евы были сандалии с одной перепонкой, которые полностью открывали ее щиколотки и ступни. Маленькие круглые пальцы, серебристый лак… Наверное, в этом есть особый шик – выглядеть кое-как, при этом с безупречным педикюром.
Михайловский сначала даже обрадовался тому, что застал Еву неглиже, – вроде как есть шанс не потерять совсем голову, но потом понял, что и такой Ева хороша. Под майкой у нее ничего не было…
– Идем на кухню. Я работаю, как видишь, – буркнула она. – В комнате страшный кавардак.
– Ты работаешь? – удивился он, разглядывая ее шею сзади (волосы у Евы были сколоты на затылке пластмассовой девчоночьей заколкой).
– Ну да… А ты думал! – холодно бросила она через плечо. – Я девушка одинокая, спонсоров у меня нет… Да и не люблю я этих спонсоров! – с неожиданным злорадством зачем-то добавила она.
Откуда у него ее телефон, Ева даже не спросила.
В большой кухне помимо известных Михайловскому предметов, которые и должны присутствовать на кухне, был еще один странный агрегат.
– А это что?
– Печка, – буркнула она. Какая печка, для чего – уточнять не стала. В углу лежала куча битого фарфора, словно до того хозяйка квартиры расколотила целый сервиз. – Кофе будешь?
– Буду.
Она налила в чашки кофе, села напротив.
– Так чего ты пришел ко мне, Михайловский? О своих творческих планах хочешь рассказать?..
– Хочу предложение тебе сделать, – сказал он, чувствуя себя последним дураком.
– Правда? – улыбнулась она. – Тогда пиши расписку.
– Зачем?
– Ну а как же… Вдруг передумаешь? Я тогда на тебя в суд подам, – серьезно сказала она.
Ни слова не говоря, Михайловский выдрал из лежавшей на полке школьной тетради лист, достал из кармана шариковую ручку и принялся старательно выводить: «Я, Михайловский Даниил Петрович, обязуюсь жениться на Поляковой Еве…»
– Как твое отчество?
– Борисовна.
«…Борисовне, а если я этого не сделаю, то буду последним гадом…»
– Ты ненормальный! – недовольно воскликнула она и вырвала из-под его локтя лист. – Ну нельзя же все так буквально воспринимать!
Михайловский хотел вспылить, уйти, хлопнув дверью, но почему-то не смог. Он смотрел на Еву, и внутри у него все переворачивалось. Желание ее убить и желание любить ее – вот что он испытывал в данный момент.
– Обойдемся без расписок, – продолжила Ева, разодрав тетрадный лист в клочья. – Я тебя сразу предупреждаю – деньги мне твои не нужны, но если ты будешь жадничать и скупиться по мелочам, я тебя сразу брошу. Вообще я терпеть не могу жадин, зануд и алкоголиков. Мужчин с подобными недостатками для меня не существует!
– Теперь мои требования, – медленно произнес Михайловский. – Вернее, у меня одно только требование – чтобы ты была верна мне. И все. Больше мне ничего не надо.
– Хорошо… – не задумываясь, легко, даже как-то слишком легко согласилась она. – Я буду тебе верна. Без проблем.
Он притянул ее к себе (если быть точнее – сграбастал) и поцеловал. Когда он целовал ее, то обнаружил, что хотел этого с того самого мгновения, когда они сидели в Лапутинках в его машине – нос к носу. И во всем этом была только одна прелесть – прелесть падения в бездну. Пока летишь – еще жив, а что будет потом – лучше не думать…
