– Или он приходит в «Распутин», – я говорю, – а мы уже там – деньгами сорим.
Нам встретилась Тася и предложила бесплатно прокатиться на аттракционе «Бешеный диван». Мы с Кешей сели, а диван как начал скакать вверх-вниз, вверх-вниз, мы стали кричать, болтать ногами, меня чуть не стошнило несколько раз.
Серафим был в восторге, когда мы рассказали о своих успехах. К тому же мы ему принесли в подарок вакуумный матрац. А то он со своим режимом экономии уже спал на газетах и газетами укрывался.
– Как бы он не превратился в газетную иллюстрацию, – забеспокоился Кеша.
– А нельзя и меня пристроить в Тасин развлекательный центр: на аккордеоне играть перед киносеансами? – радовался Фима. – А Маргариту – в ночное варьете?
– Ты мне прислала копченую сардельку, – кричит Рита из кухни. – Я положила ее у себя в комнате и нюхала как цветок.
– Я сегодня Рите цветы подарил, – с гордостью сообщил Фима. – Нашел на дороге и подарил.
А во время трапезы Рита вынесла торжественно и водрузила на обеденный стол рулон туалетной бумаги.
– Что вы этим хотите сказать, Маргарита Степановна? – тревожно спросил Кеша.
– Что туалетная бумага – вещь очень многогранная, ею и губы можно вытереть после обеда! – заявила Рита.
Мальчик тоже закатал рукава, но не сразу нашел себе дело по душе.
Я уже говорила, он с прохладцей учился в школе, поначалу в нашей, дворовой, 1597-й, со своим приятелем Багратиком. Оба звезд с неба не хватали, но и нареканий особых не было, когда отец Багратика, гордый Гурген, внезапно получил известие, что это самая замухрышистая школа во всей Москве. В смятении чувств мы перевели детей в другую школу, за несколько кварталов от нашей, собственно, в такую же обыкновенную, но там был танцевальный кружок.
– У меня у знакомых, – сказал Гурген, – сын в тюрьме сидит. Вот он среди заключенных организовал конкурс художественной самодеятельности. А у кого никаких способностей – перетягивали канат. За это ему основательно скостили срок! Всегда хорошо быть немного человеком искусства!.. – заключил он.
Забыв о том, что вселенная эфемерна и являет собой иллюзию, мы устремились к перемене мест.
Танцевать наши сыновья категорически отказались, да им и некогда было – когда им танцевать? Учились во вторую смену, в автобусе так бока намнут, что учеба на ум не идет, то они прозевают автобус, то проедут мимо своей остановки, мы их давай провожать, туда и обратно, чуть с ума не сошли.
Мальчик прекратил делать уроки, мотивируя тем, что в школе сильно чахнет здоровье. И все лежал на диване – сочинял стихотворение:
Я портфельчик свой сожгу,
Лягу и тихонечко посплю…
Учительница говорит: «А вы их поближе к дому переведите, они на автобусе ездить устают, очень плохо учатся».
Стали обратно переводить. В нашу 1597-ю. Директор, седой человечек с усталым лицом:
– А! Танцоры вернулись!
Теперь мы уже, попивая на кухне чаек, следили за их продвижением к школе. Как они выкатятся утром из подъезда, поминутно тормозят, прячутся за гаражами, разжигают костер, копаются в помойке, всеми возможными способами отклоняются от курса. А грозный Гурген из окошка десятого этажа рокочет в рупор:
– Баграт! Куда??? Что встал? Лево руля! Право руля! Вперед до полного!.. Полный!!!
– Еще не родился человек, который придумал бы, как повысить нашу с Багратом успеваемость, – качал головой наш мудрый мальчик.
Им пригрозили, что переведут в отстающий класс. Какое-то новое веяние: «А» – стал математический, «Б» – гуманитарный, «В» – коммерческий, а остальные – «трудовики».
