– И в мыслях не было, Николай Палыч! – сдержанно ответила Аня. – Ничего личного. Это ведь работа, – и вышла из кабинета.
Аня медленно шла по дорожке к общежитию, наслаждаясь тихим майским вечером. В воздухе витала духота. Очевидно, ночью будет гроза. Свернув на тротуар, она остановилась у благоухающих кустов сирени. Как она любила эти цветы. Наверное, потому что в частях, где служил папа, они всегда росли в изобилии. В памяти явственно всплыла картина: папа высокий и сильный тайком рвет сирень у окна своего кабинета, а маленькая Аня гордо несет огромный букет домой и торжественно вручает его маме. Она протянула руку и сорвала небольшую веточку белой сирени. Еще раз вдохнув ее аромат, девушка вошла в общежитие. У своей двери она замешкалась, ища в сумочке ключи. Вдруг соседская дверь с шумом открылась. Аня вскинула голову, чтобы поздороваться, а заодно и познакомиться с соседями. Но улыбка на ее лице быстро растаяла, перед ней стоял ОН.
– Я буду ждать тебя! – послышался за его спиной озорной женский голос и дверь закрылась. Константин медленно надевал фуражку цвета хаки. Аня настолько растерялась, что сирень выпала из рук и упала к ее ногам. Мужчина поднял цветок, передал его Ане и приложил руку к козырьку.
– Анна Леонидовна, честь имею!
Вальяжной походкой, тихо насвистывая, он направился к выходу.
«Наглый, напыщенный, самодовольный индюк!» – вспыхнув, подумала Аня и с силой толкнула дверь.
Следующие два дня прошли без приключений. Девушка с головой погрузилась в работу, стараясь ничего не упустить из наставлений Веры Николаевны. В пятницу после обеда, погруженная в очередное исковое заявление, она не заметила, как дверь кабинета тихо открылась, и на пороге появился Быстров.
– Корпит студент? – он весело подмигнул Вере Николаевне.
Аня оторвалась от документов: – Добрый день, Николай Павлович!
– И тебе доброго! А я по твою душу!
– Дойду до Альбины Исмаиловны, посмотрю личные дела, – тактично произнесла Вера Николаевна и вышла из кабинета.
– Я смотрю, ты взялась за работу не по-детски. У Веры Николаевны, по-моему, было меньше бумажек до твоего приезда, – издалека начал он. – Я, собственно говоря, зачем пришел… Завтра выходной и тебе бы не помешало провести его на свежем воздухе. Да и мне немного развеяться. Поэтому предлагаю завтра нам с тобой выбраться в город; познакомлю тебя с местными достопримечательностями, накормлю мороженым и может быть даже разрешу затащить себя в музей, – отрапортовал он, памятуя о том, как она любила историю и искусство.
От неожиданности Аня открыла рот.
– Это так мило с вашей стороны и так заманчиво, но как же мы… Словом я хотела сказать, Николай Павлович, я бы не хотела компрометировать вас, афишируя нашу давнюю дружбу, – честно призналась она.
– Нюта, милая, я в этой части восемь лет, меня знают как облупленного. Поверь мне, здесь все знают о тебе больше, чем ты сам…. И никогда за тридцать лет совместной жизни я не давал ни единого повода людям для пересудов, а Татьяне для ревности. Но я благодарен тебе за то, что ты так печешься о моей престарелой репутации. Поэтому мороженое отменяется. Ты права, это пожалуй слишком откровенно! – закончил он с улыбкой, предвкушая ее протест. – Сама виновата!
– Так и быть! Мороженое за мной, а с вас все остальное по списку, включая музей. Сами виноваты!
Они расхохотались и пожали друг другу руки, как делали это всегда, когда спорили. А спорили они часто. Причем, как правило, в спорах всегда выигрывала Аня, а он сдавался и с удовольствием покупал ей подарок за выигрыш.
