Что-о-о?! Вот и все? Вот так все для меня закончится? Резко и неожиданно? У меня не будет ни диплома, ни престижной работы, ни капучино с кексом, ни закатов, ни рассветов, ни… да я даже Косте не успею съездить последний раз по его нахальной роже!
Я глотала сырой ночной воздух, открывая и закрывая рот, как рыба на суше, переводя ошарашенный взгляд с Демона на Купидона и обратно. Какие же они все-таки разные! Джонас – полный солнца и жизненной энергии, с искренними голубыми глазами, улыбчивый, загорелый и златовласый, в белоснежной греческой тоге с ослепительно-белыми крыльями за спиной. Мальчишка-купидон словно сам излучал тепло и свет, как то великое чувство, вестником которого он являлся! Второй же парнишка выглядел года на три-четыре постарше, он был уже настоящим подростком обладал аристократически бледным лицом с острыми скулами и пугающими черными глазами. Длинные нестриженные пряди темных волос, казалось, были чернее мыслей своего хозяина. Парень постоянно кутался в толстый плащ с глубоким капюшоном, который берег его не от холода, а, наоборот, от человеческого тепла и лучей солнца. За спиной Люциморта темнели большие перепончатые клылья, такие же черные и страшные, как и сам он.
Голубоглазый Купидон опустил свой золотой лук, беспомощно переводя взгляд с меня на мое же тело, что лежало на рельсах. Демон, наоборот, победоносно самодовольно усмехался, в его больших черных глазах вспыхнул недобрый красноватый огонек.
– Хватит мямлить, смертная! – недовольно хмыкнул он, небрежно дернув за тонкую серебристую нить, что тянулась к моему сердцу. И послушно, словно рыбка на крючке, я снова оказалась рядом с ним. – Не дергайся! Я открываю портал в Тартар.
– Это куда? – пробормотала я.
– Это прямо в ад, глупая!
– Но… а в рай никак нельзя уже, да?
– Рая нет, вы его придумали себе сами! – устало ответил Люциморт, разворачиваясь ко мне спиной и собираясь уходить в направлении, известном лишь ему. Привязанная тонкой серебристой цепочкой-поводком, я тут же бы последовала за ним, оказывая не больше сопротивление, чем воздушный шарик на веревочке.
Сейчас я очутилась прямо между Демоном и беспомощным Купидоном. На опустившего плечи и лук подавленного мальчугана было жалко смотреть. А еще говорят, что любовь сильнее всего в мире! Даже сильнее самой смерти! Тьфу! Ложь и провокация!
Знаете, когда больше всего хочется плакать или смеяться? Когда нельзя, конечно! А когда больше всего хочется жить? Верно, когда уже все кончено! Люди оглядываются назад и понимают, что самой большой проблемой в их жизни стало то, что она уже закончилась.
Я не знаю, как, но так само получилось, что мои руки беспомощно потянулись к Купидону, я отчаянно пыталась за что-то ухватиться, чтобы остаться хоть чуть-чуть в этом мире живых… хоть на минуту подольше…
Машинально я схватилась за его тонкую золотую стрелу, сделанную из солнечного луча. Мои ладони тут же обожгло, словно раскаленным до бела, железом. Корчась от боли, я выбросила из рук проклятую стрелу в сторону Демона. Тот уже успел отвернуться и, весело насвистывая, сделал пару шагов вперед. И потому тонкая золотая стрела нечаянно угодила ему… прямо в спину… нет, немного ниже, четко в правую ягодицу. Короче, прямо в задницу! Блин! Да он же теперь прибьет меня!
Я испугалась так, что совершенно забыла о своих опаленных ладонях и о том, что уже как пятнадцать минут не бьется мое человеческое сердце! Словно в замедленной съемке очень реалистичного фильма ужасов, Люциморт с диким ревом обернулся, держась обеими руками за стрелу… а нет, он не мог к ней прикасаться… он, так же, как и я, обжег свои ладони и схватился за задницу.
