– Правильно! – успокоилась мать, понимая, что все написано в постановление.
– Что было дальше? – я спрашивал, не отводя взгляда от девочки.
– Он изнасиловал меня! – она снова заявила без тени сомнения и непонимания сути юридического определения «изнасилования».
– Давайте я попробую задать вопрос по-другому. Его половой член находился в состоянии эрекции? – и вот тут я увидел, что девочка совершенно опешила. Она не понимала значения самого слова. Вероятно, слышала его впервые. Для меня и было и, в то же время, не было удивительным. У нас сейчас часто говорят в стране об акселерации и раннем развитии детей. Простите, господа, в данном случае речь идет, конечно, не только о раннем их половом развитии, в прямом смысле, а и об осознании сути самого вопроса в век всеобщей путины знаний через интернет. Я продолжал оставаться корректным до конца. Последовательно выдерживал традиции деонтологии и стремился оставаться врачом. Но понимал, вопрос все равно придется переформатировать. Анамнез не должен превратиться в мой рассказ, что с ней произошло. Она должна своими словами или с помощью сравнений и подобранных ассоциаций изложить суть обвинения и претензий для следователя, а мне – о действиях сексуального характера по отношению к ней. Трудно переоценить значение самой экспертизы для всех участников подобных событий. Учитывая возраст и особенности уголовной статьи, Маскаеву выжить вряд ли удастся. Даже не то, чтобы выжить, а вообще протянуть хотя бы год. Сделать из боксера супертяжа на зоне, условно говоря, «женщину» – не получится. И вот тогда – возможно, смерть. Я переиначил вопрос для девочки:
– Скажите, половой член у вашего отца, в каком был состоянии? – снова спросил я, но она смотрела на меня бегающими глазками и ждала разъяснений. Моих глаз она разглядеть не могла. Я уже много лет носил затемненные очки. Мне нравился коричневый цвет. – Член у него был в напряженном состоянии? – возвращался я к своему вопросу. Но она снова повернула голову к матери, по сути, отвернулась от меня. И я не понял, она испугалась или удивилась – может ли врач задавать такие вопросы? Теперь ее поведение раздражало меня. Но я не позволял себе напирать и дальше на малолетнюю девочку. Я уже попадал в такие ситуации, когда терял терпение и спешил. Свидетельствуемые пациенты неожиданно замыкались, и это очень сильно вредило дальнейшему сбору анамнеза.
– Ирина! – забирал я опять ее внимание на себя. – Если вам что-то непонятно в моем вопросе, вы можете переспросить! – Но меня снова настораживала сама ситуация. Мне уже не казалось, а просто давило на мое сознание, на мой ум, утомляла зрение и слух компульсивность девочки. Я стал догадываться, она не имела никаких познаний и опыта половых или сексуальных отношений вообще, и в частности, – с мальчиками. «Да и откуда, – задавал я себе вопрос, пока что-то клокотало у меня внутри, – они могли взяться?!» Она решила преподнести невероятные события, которые могли бы с ней случиться в 13-ть лет, даже в 12-ть. После всего они как год уже прятались у тетки в Липецке. И вынашивали планы обратиться в правоохранительные органы. Ситуация оказывалась все равно стрессовая. Все получалось обнажено кем-то и чем-то, и горело, как в геенне огненной. Я начинал думать по-другому, что до сих пор они хранят тайну каких-то иных событий. Сегодня, когда на календаре май 2016 года, они могли снова вместе с матерью на моих глазах сочинять ужасную, но похожую историю.
