Россия. ХХ век начинается… - страница 2



Однако «прогресс в истории, – справедливо замечает британский историк Д. Элтон, – представляет собой в значительной мере ценностное суждение и личное дело… Прогресс и необходимость – это доктрины, которые невозможно вывести из изучения истории, их можно лишь привнести в нее… Поскольку мы знаем, как двигались события, мы склонны предполагать, что они должны были двигаться обязательно только в этом направлении и считать известный нам результат как бы “правильным”. Первая тенденция освобождает историка от его главной обязанности – что-либо объяснять: неизбежное не требует объяснения. Другая тенденция делает его нудным апологетом совершившегося и побуждает его видеть прошлое лишь в свете настоящего»[17].

Итальянский философ Бенедетто Кроче писал: «Нельзя назвать логический критерий, который определял бы, какие из сведений и документов полезны и важны, а какие нет, так как здесь мы имеем дело с практической, но не с научной проблемой» так как, будучи инструментом действия, история как наука – всегда оправдание настоящего»[18].

Американские ученые Чарльз Бирд и Карл Беккер после встречи с Кроче выступили против веры позитивистов в возможность достижения объективной истины. Любое историческое описание, по их мнению, зависит от частных интересов, убеждений, предрассудков и пристрастий историка, имеющих для него значение ценностей, которые неизбежно проецируются на подход к фактам.

«Каждый ученый-историк, – писал Бирд, – знает, что его коллеги при выборе и упорядочении материала испытывают влияние своих предрассудков, предубеждений, верований, аффектов, общих соображений и опыта, особенно социального и политического, и, если он имеет здравый смысл, если не сказать о юморе, он меряет все по себе самому, не делая из этого правила никаких исключений». Историческое познание, утверждал он, не может быть ничем иным, кроме как «современной историей», потому что всякая написанная история представляет собой «отбор и установление фактов, фрагментов источников действительного прошлого. А селекция и установление научных фактов, объединяющая и комплексная операция, является актом выбора, убеждения и интерпретации относительно ценностей, является актом мысли и веры»[19].

Беккер исходил из иной методологической посылки, отрицая познаваемость истории: истины в классическом, естественно-научном смысле в социальных науках достичь невозможно, поскольку наше познание носит прагматический характер. «Событие само по себе однажды произошло, но как действительное событие оно исчезло; так единственной объективной реальностью, имея дело с которой мы можем наблюдать и проверять, являются некоторые материальные следы, которые событие оставило – обычно письменный документ… Лозунгом современного историка стал Cogito ergo rectum – “Я мыслю, поэтому я прав”»[20].

Их исследования, впрочем, мало чем отличались от опусов на исторические темы времен эпохи Просвещения. «Вольтер пишет историю подобно тому, как великие ваятели древности делали скульптуры, не копируя буквально оригинал, – писал энциклопедист Дени Дидро. – Имеет ли это смысл? Причиняется ли этим ущерб? Искажается ли этим [история]? В глазах педанта – да! Но это оправдано для человека, обладающего вкусом»[21].

Непреодолимым последствием внедрения «неогегельянской» методологии Кроче и Коллингвуда в историографию стал псевдоисторический жанр, находящийся на грани между историей и пророчеством[22].