Россия и современный мир №2 / 2013 - страница 20

Популярность заговорщиков неслучайна – без них «спасители человечества» смотрятся неубедительно. Вторжения непонятого прошлого в пугающую современность неизбежно. Судорожная инвентаризация его мифов необходима для «стабилизации» настоящего. Редуцированные образы ушедших в небытие «героев и злодеев» позволяют ощутить себя относительно благополучными гражданами.

Наше настоящее содержит в себе весь набор ужасов прошлого. Оно и притягивает и отталкивает одновременно. А потому мы подсознательно выбираем ту историю, которая может сначала пощекотать нервы, затем успокоить. Разумеется, она не может предупредить о заложенных в ней рисках и тем более подвести к прозрению. Но она удобна еще и потому, что к профессиональным исследователям, как и к средневековым чернокнижникам, принято относиться с недоверием: «сложное» знание кажется уклонением от «простых» истин. Людям трудно согласиться, что все их беды происходят от них самих или таких же ограниченных существ, как они сами. Проще поверить, что они стали жертвой умнейших и коварнейших злодеев – это возвышает. На этом фоне суггестивные возможности исторической науки заведомо ограничены.

В советское время страшилки о «враждебном окружении» продуцировала сама власть. Постсоветским авторам трудно избавиться от сложившихся в связи с этим привычек.

Один экономист, будучи уязвлен бедами современной России, решил «правильно» переписать историю ХХ в. (что само по себе, разумеется, похвально) в течение 10 (десяти!) лет. При этом он руководствовался «методологией», подсказанной, что любопытно, А. Даллесом: «Человек не всегда может правильно оценить информацию, но может уловить тенденции и сделать правильные выводы»3. Но какую груду фактов следовало перелопатить, чтобы уловить реальные, а не умозрительные тенденции? Об этом автор не задумывался.

«Десятилетие правды» стартовало в 2004 г. с книги «Война и революция». И тут же началось обличение российского и мирового либерализма4. Таков mainstream нынешнего околоисторического мифотворчества. Человек, не найдя себя в современном мире, начинает лихорадочно перелицовывать прошлое. Увы, жонглирование призраками прошлого в пространстве большой истории неизбежно. Мнемоническая маркировка окружения – это часть идентификационного процесса. Таким способом человек пытается преодолеть онтологическую «безнадежность» своего земного существования.

На таком фоне историк может доказывать все, что угодно. Его мысли будут услышаны лишь в той мере, в какой они резонируют с исторической памятью и психикой людей, оперирующей совсем иными, куда более примитивными и архаичными идеалами. «Нужная» история диктуется недомыслием современности. Как результат – массовое сознание боязливо сводит потаенное к зловредному.

Даже профессиональный (вроде бы) автор подвержен подобным слабостям. Так, дипломированный историк В.А. Никонов выступил с объемистой книгой о «крушении России» (именно так!) в феврале 1917 г. Ссылки на серьезные работы предшественников понадобились ему лишь для того, чтобы подпереть ряд чисто политических заклинаний: самодержавие было благом для России; никаких предпосылок для его падения не существовало; революцию подготовили безответственные «заговорщики» – начиная с членов великокняжеской семьи, кончая зловредными социалистами5. Автору невдомек, что авторитарная власть всякий раз доводит общество до такой степени гражданского бессилия, что ему не остается ничего иного, как тешить себя пересудами о заговорах против нее.