Россия и современный мир №2 / 2013 - страница 23

Характерно, что современные либеральные мифотворцы правеют куда быстрее либералов прошлого. В 1990-е годы историки пребывали в поисках альтернатив «коммунистическому» прошлому, сочиняя вместо пресловутой «истории КПСС» историю многопартийности. Со временем интерес стал смещаться с либералов на консерваторов. И вот уже стал респектабельным (а не каким-то иным!) консерватором Н.М. Карамзин12. Столь ли респектабельным? Пушкин, восхищаясь «Историей государства российского», тем не менее указал, что ее автор воспевает «необходимость самовластья и прелести кнута». Похоже, нынешние лейб-либералы подхватили эстафету сакрализации власти, дабы облагородить свою сервильность.

Тяга к «развенчанию» либерализма и поныне выдает склонность к апологетике авторитаризма. Примечательны в этом отношении работы еще одного историка. Б.Н. Миронов, взявшись живописать процветание дореволюционной России, увидел главнейший индикатор роста благосостояния крестьянства в прогрессирующем потреблении спиртного13. Другим надежным спутником российского прогресса стал рост суицидальности и преступности населения14. Должно быть, логика нынешнего «общества потребления» подсказывает: если мужик сыт и пьян, а баба «в теле», – прогресс состоялся. Что до тотального неверия населения в легитимность монаршей власти, то это от лукавого. И, конечно, автор также скатывается к конспирологии (опять либералы!), сдобренной, что примечательно, осуждением «дурного» поведения масс15. В общем в революции повинны «издержки, или побочные продукты модернизации». Но что это за модернизация, которая становится жертвой собственных последствий? Оказывается, «общество испытало то, что называется травмой социальных изменений, или аномией успеха»16. Это можно понимать так: общество взялось за «самовивисекцию».

Историкам следовало бы задуматься над тем, почему и как внутри таких устойчивых институтов, как культура, хозяйство или ментальность, «вдруг» происходит лавинообразный рост «малых возмущений», оборачивающийся тотальным хаосом, который пытается изнутри взломать сам генетический код системы. Ответ окажется прост: хаос приходит изнутри, из душ маленьких людей, тихое существование которых бюрократический монстр делает невозможным. Сегодня бюрократическая машина вновь воспринимает этих людей как некое среднестатистическое существо. За ней следуют мифотворцы от истории.

У всех авторитарно-архаичных систем один конец: власть либо закисает от безволия «самодержцев», либо деревенеет от тупости бюрократии. Это происходит в пору материального расцвета: в условиях кажущегося изобилия элиты теряют чувство самосохранения и начинают заигрываться; низы, напротив, требуют своей части «дармового» общественного пирога. Достаток развращает – все считают себя обделенными. То, что считают стагнацией, застоем, годами реакции, несет в себе чудовищный революционный потенциал – люди превращаются в жертв собственных прихотей и предрассудков.

Обычно попытки «улучшения» прошлого принимаются на веру. Этому помогают соответствующие статистические данные, способные магически воздействовать на людей непосвященных. В советское время людей приучили фетишизировать экономические показатели (как только вера в них пропала, рухнул Советский Союз). Сегодня любая формально-логическая аргументация остается наиболее доходчивой (даже если с ее помощью выстраиваются нелепые конструкции).