Россия и современный мир №2 / 2014 - страница 43



1987–1988 гг. можно считать решающими для судьбы СССР в том смысле, что в этот период были одновременно активированы несколько мощных механизмов ее разрушения – ликвидация идеологической монополии и цензуры, ослабление внутреннего единства КПСС и появление возможностей прихода в структуры власти людей, позиционирующих себя в качестве оппонентов режима, эрозия плановой экономики, подъем сепаратизма в ряде союзных республик и использование его активистами легальных способов борьбы за национальное самоопределение и независимость. Происходило взаимное усилие этих разрушительных процессов, нагрузки на систему возрастали с каждым месяцем. В то же время количество людей, социальных слоев и элитарных групп, продолжающих связывать свою судьбу со старым режимом, начало быстро сокращаться. И, напротив, множились ряды тех, кто в силу различных мотиваций – нравственных, идеологических, карьерных, националистических или материальных, – был заинтересован в крахе системы. Абсолютным же было большинство людей дезориентированных, смутно осознающих угрозу гибели коммунистического государства и связанного с ним привычного образа жизни, но уже не способных встать на их защиту.

Синергия дестабилизирующих процессов, в конце концов, достигла той стадии, когда негативные последствия любой попытки спасения системы с использованием насильственных методов начали перевешивать последствия самой системной катастрофы. «Откровением» в этом смысле для очень многих в Советском Союзе и за его пределами стал I съезд народных депутатов СССР (25 мая – 9 июня 1989 г.).

Чрезвычайно усложненный дизайн новых представительных органов власти СССР, формировавшихся по смешанному принципу (территориальные округа, национально-территориальные округа и квотированное представительство общественных организаций), очевидно, был задуман для того, чтобы гарантировать контроль со стороны партийного руководства. Такой контроль, в самом деле, был обеспечен, но с течением времени стало понятно, что двухуровневая модель «Съезд народных депутатов / Верховный Совет СССР» не столько гарантирует в быстро изменяющихся политических условиях всевластие КПСС, сколько способствует дисперсии властного ресурса. Ни съезд, ни Верховный Совет не становились самостоятельными центрами политического влияния, но при этом они вносили вклад в ослабление КПСС как монопольного центра принятия ключевых политических решений. Двухуровневая модель законодательной власти придавала съезду как политическому институту своеобразный ореол экстраординарности, а практика прямой теле- и радиотрансляции заседаний превращала это событие (по крайней мере, I съезд народных депутатов СССР) в идеальный информационный шторм. Медийный эффект прямых трансляций I съезда многократно превзошел те ожидания, которые связывали с реформой законодательной власти ее авторы. На потрясенную аудиторию советских массмедиа прямые трансляции обрушили целый вал тем, каждая из которых по отдельности была способна спровоцировать если не политический кризис, то острейшие дебаты. Американский журналист М. Доббс метко сравнил I съезд с вавилонским столпотворением [Доббс, 2011, с. 96], имея в виду известное предвидение маркиза де Кюстина: «…народы немотствуют лишь до поры до времени. Рано или поздно они обретают язык, и начинаются яростные споры. Тогда подвергаются обсуждению все политические и религиозные вопросы. Настанет день, когда печать молчания будет сорвана с уст этого народа, и изумленному миру покажется, что наступило второе вавилонское столпотворение» [Кюстин 1990, с. 167].