Россия и современный мир №3 / 2013 - страница 7

Нет более ярких и убедительных документов, показывающих, что питало массовые репрессии и террор, чем работы и выступления Сталина конца 1920-х – 1930-е годы, вошедшие в «Основы ленинизма» и собрание его сочинений. В первой половине 1930-х годов, когда было необходимо объявить об успешном выполнении плановых заданий первой пятилетки в четыре года и мобилизовать народ на напряженный труд для выполнения планов второй пятилетки, Сталин докладывал стране: борьба «кто кого» окончена, социальная обстановка стала нормальной. «Мы добились того, – говорил он в докладе “Итоги первой пятилетки” в январе 1933 г. на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б), – что вышибли вконец последние остатки враждебных классов»; «последние отряды буржуазии» и всякие «бывшие люди… слишком слабы и немощны для того, чтобы противостоять мероприятиям советской власти». Подразумевалось, что эти «остатки» уже не несли никакой политической угрозы, но, продолжал Сталин, они еще опасны тем, что могут воровать и расхищать общественную собственность [27, c. 394–395].

С точки зрения марксиста, коим считал себя Сталин, ясно: раз покончено с враждебными классами, значит, социальной базы для контрреволюции и смены общественного строя нет. Расхищение собственности (частной, государственной, общественной) везде во все времена считалось уголовным, а не политическим преступлением, совершаемым из корыстных мотивов с целью извлечения материальной выгоды. Чтобы украсть, не обязательно быть японским шпионом.

В докладе «О проекте Конституции Союза ССР» в ноябре 1936 г. на VIII Всесоюзном съезде Советов Сталин снова подчеркнул: «Все остатки эксплоататорских классов оказались таким образом ликвидированными» [27, с. 510].

И вместе с тем сам Сталин, именно он, в противовес позиции Бухарина, Рыкова и так называемой «правой оппозиции», выдвинул тезис об обострении классовой борьбы по мере построения социализма. Еще в 1928 г. на июльском пленуме ЦК партии, готовя страну к силовому подавлению кулачества и насильственной коллективизации, Сталин объявил: «Продвижение к социализму не может не вести к сопротивлению эксплуататорских элементов этому продвижению. А сопротивление эксплуататоров не может не вести к неизбежному обострению классовой борьбы» [28, с. 172]. «Уничтожение классов достигается не путем потухания классовой борьбы, а путем ее усиления, – подчеркнул он в упомянутом выше докладе. – …Рост мощи Советского государства будет усиливать сопротивление последних остатков умирающих классов» [27, с. 394–395]. Всякое «потухание» и «отмирание» никак не соответствовали менталитету вождя, он им противился.

В Отчетном докладе XVII съезду партии Сталин вносит существенный нюанс в трактовку темы классовой борьбы в ходе построения социализма. Бесклассовое общество, утверждает он, должно быть создано «путем развертывания (курсив мой. – Ю.И.) классовой борьбы» [там же, с. 467]. Как так? Маркс, а до него Гизо провозгласили борьбу классов объективной реальностью и законом общественного развития; оказывается, ее можно организовать?

Двоемыслие Сталина (если это можно назвать двоемыслием) объясняется просто: успокоительные восклицания относительно победы над противниками социализма были адресованы народу, массам, всем тем, кто строил этот самый социализм своим производительным трудом, выполняя директивы партии. Слова же об усилении и развертывании классовой борьбы предназначались для ушей партийных функционеров, политработников и чекистов – это им вменялось в обязанность «развертывать» расправу со всеми несогласными с курсом Сталина, с критиками, оппозиционерами, инакомыслящими, соперниками в борьбе за власть. Донесения секретарей обкомов и крайкомов об обнаружении на местах десятков тысяч «врагов», о которых так много пишет Ю.Н. Жуков, в первую очередь должны были служить (и служили) свидетельством их лояльности Сталину, его «линии», и уж во вторую очередь оправданием за срыв государственных заданий. В этом они действительно «соревновались» друг с другом