Россия и современный мир №4 / 2017 - страница 20

«Он [Александр I] танцует и много беседует с [дочерью принца] Морица Лихтенштейнского и молодой Сечени; обе полагают, что завлекли его в свои сети, но другие считают, что как и во Франкфурте и других местах для Александра речь идет не более чем о кокетстве.

На самом деле, с тех пор как он здесь, он провел несколько ночей только у [княгиги] Багратион9. Может быть, еще Чернышев10. Я сам лично слышал то, что он по этому поводу конфиденциально говорил Александру; он также раздобыл для него несколько девиц легкого поведения» [14, p. 318].

В начале октября тот же агент венской полиции столь же многословно доводит до сведения Меттерниха слова Александра, сказанные «той самой» княгине Багратион:

«Княгиня Багратион не смогла удержаться от того, чтобы поведать то, о чем будет сказано дальше, особе, пользующейся ее полным доверием. Остается узнать, всё ли правда из того, что она говорит, но так как различные вещи достаточно согласуются с характером Александра (так в тексте. – М.-П. Р.) и ее слова подтверждаются на практике, я расположен считать, что она не придумала их в разговоре со своим доверенным лицом, от которого я имею эти сведения.

Говоря о князе Меттернихе, Александр пожелал узнать историю его связи с княгиней и обстоятельства их охлаждения; в настоящий момент он выглядел полностью очарованным герцогиней Саган.

Затем Александр сказал княгине: “Меттерних никогда не любил ни вас, ни эту Саган (так в тексте. – М.-П. Р.)11. Поверьте ему, он холодный человек. Он не любит ни одну, ни другую. Это создание с холодной кровью. …С этим своим лицом, подобным гипсовой маске, он никого не любит”.

Говоря о пресловутой Саган, император сказал, что было сделано всё возможное, чтобы она ему понравилась. “Меня даже разместили с ней наедине в одной карете, но они не добились своего. Я люблю чувства, но мне надобен и ум с остроумием”» [14, p. 205].

6 декабря 1814 г. агенты Меттерниха написали в своем докладе следующее (и отделить правду от вымысла здесь невозможно):

«Прошлой ночью Александр оставался до трех часов ночи у княгини Багратион. Говорят, что он еще болен (венерической болезнью) и что княгиня ставит ему припарки и делает перевязки» [14, p. 647].

Этим ретивым агентам венской полиции будет много хлопот еще с двумя персонажами: англичанином Кастельро (очень часто он сам пишет свои письма, а не диктует их, и рассылает их с собственными курьерами) и французом Талейраном, чья резиденция недоступна для постороннего взгляда. Но и здесь, невзирая на все препятствия, полиция Меттерниха продемонстрировала прямо-таки устрашающую эффективность. Многие десятки писем Кастельро всё же оказались перехвачены агентами Меттерниха. И даже Талейран не ускользнул от этих весьма профессиональных ищеек.

«Любой, кто хоть немного знаком с характером Талейрана и, помимо этого, даст себе труд представить расположение и устройство его жилища, тут же поймет всю сложность устройства серьезной слежки за князем, за его поступками и жестами. Дом сейчас представляет собой ни больше ни меньше крепость, в которой он держит гарнизон из тех лишь людей, которых полагает надежными. Несмотря на это, нам всё же удалось в конце концов перехватить некоторые бумаги, исходящие из его кабинета. Кроме того, нам удалось склонить на свою сторону старого слугу, которому уже довелось быть на службе у трех послов Франции, а также одного охранника или посыльного при канцелярии, благодаря которому мы сумели раздобыть несколько разорванных бумаг, находившихся в кабинете самого Талейрана» [14, p. 326–327].