– А давай мы тебе какое-нибудь имя придумаем?! А то как-то «безымянным» тебя называть надоело. Мне очень нравится имя Васька! Как ты смотришь на то, чтобы мы тебя Васькой называли?
– Нет! – строго ответил он. – Я точно не Васька! Не могу я такое кошачье имя носить. Не мое это!
– Тогда предложи что-нибудь сам. Какое имя тебе больше подходит?
Он задумался на пару секунд и произнес первое мужское имя, пришедшее ему на ум:
– Олег! Называйте меня Олег! Это имя, по-моему, мне подходит больше всего.
– Ну вот и отличненько.
Она встала, взяла его за руку и повела за собой в здание к сестринскому посту. Из-за пересменки вокруг небольшого стола, стоящего по центру длинного коридора, толпились сестры. Одни, заканчивая вахту, торопливо сдавали дела, другие нехотя их принимали. Подойдя поближе, заведующая громко объявила:
– Знакомьтесь, девочки! Это наш новый пациент. Его зовут Олег! Прошу любить и жаловать!
– А! Безымянный, давай присоединяйся! – громким голосом и в присущей ему манере приглашал к импровизированному столу, составленному из нескольких тумбочек, вошедшего в палату Дед. – Жена пожрать сгоношила. Налетай скорее, пока эти «временно не алкоголики» все не сожрали! Раньше пили как подорванные – теперь жрут как не в себя! – продолжал старик, косясь на других членов застолья и грозя им кулаком.
– Спасибо большое, но мне не хочется! Да и ужин только недавно закончился.
– Слюни, размазанные по тарелке, которые они называют овсянкой, и теплую водичку, подкрашенную йодом, которую наверняка принял за чай, ты называешь ужином? Брось! Ты мужик! А мужику необходимо мясо! В крайнем случае колбаса… Давай присоединяйся! – не отставал от новенького Дед.
– Нет. Нет! Спасибо еще раз, но мне совсем не хочется. Я действительно наелся, – ответил Олег и встал у двери, не зная, куда ему деваться.
Рядом с его кроватью пировали соседи. Подойти – означало присоединиться, а сделать этого он не мог. С одной стороны, было больно смотреть на ломящийся от яств стол, с другой – ему было стыдно и неловко есть чужие продукты, зная, что не сможет ответить тем же. Нужно было переключить внимание едоков на другую тему.
– Я теперь не безымянный. Меня Олег зовут!
– Да ты что! Вспомнил, что ли? – взорвался от чувств старик и бросился навстречу.
– Пока что не вспомнил, но мы с доктором решили, что это имя подходит мне больше всего.
– Вот так так! Безымянный умер! Да здравствует Олег! – выкрикнул Дед и крепко пожал руку парня. – Ну, тогда давай знакомиться заново. Меня Алексей Михайлович зовут. Для тебя дядя Леша. Этих оболтусов, – указывая пальцем на своих коллег по застолью, – кличут Мишкой и Петькой. – Собутыльники кивнули Олегу головой, что-то промямлили полным от еды ртом. – Пожарника зовут Лёня, а парализованного Изя. Он еврей…
Последнюю фразу дядя Леша произнес тихо, шепотом. У него было такое выражение лица, как будто он делился страшной государственной тайной. Он специально подвел и задержал Олега у кровати инсультника, как будто это был последний живой еврей в Шатуре.
– Видал? Пятьдесят лет главным инженером на нашей электростанции был. Его весь город знает. Уже месяц так лежит. Скоро выписывать будут.
– Как выписывать? – удивился Олег. – Он же больной! Его лечить надо.
– Тут больше месяца лежать нельзя – закон такой. Его на две-три недельки домой жена берет, а потом обратно в больницу на месяц. Он так уже больше года мается. Никаких улучшений. Как лежал бревном в прошлом году, так и сейчас лежит. Бог никак не приберет к себе.
