Записки Берии соответствовали принятым еще в 1952 г. решениям, конкретизировав и расширив их. Выступление с инициативой по национальному вопросу, безусловно, сулило большие политические дивиденды. Поэтому стремившийся всегда действовать в духе времени и заботившийся о росте личной популярности и личного влияния, Хрущев тоже решил поддержать предложения Берии. В июне 1953 г. Хрущев, по примеру Берии, сам готовит записку в Президиум «О положении дел в Латвийской ССР» и проект постановления ЦК по этому вопросу. Текстуальное сравнение записок Берии по Украине, Белоруссии и Литве с запиской Хрущева по Латвии доказывает не только общность подходов обоих лидеров, но и то, что Хрущев при составлении своей записки непосредственно руководствовался материалами Берии, а возможно, и использовал их.
На Пленуме ЦК КПСС в июле 1953 г., посвященном «делу Берии», об инициативе Хрущева не только не упоминалось, но и сам Хрущев в своей речи на пленуме говорил о Берии как о единственном авторе всех записок по национальному вопросу, в том числе и по Латвии. Любопытен и такой факт: на пленуме с осуждением предложений Берии по этой позиции выступили первые секретари ЦК компартий Украины, Белоруссии и Литвы. От ЦК КП Латвии таких разоблачений не последовало.
Данный случай является весьма показательным для того времени, когда судьба инициатив, даже прогрессивных в своей основе, ставилась в зависимость от исхода борьбы за политическое лидерство. У новой линии в сфере национальной политики, конечно, были свои издержки (об этом, например, свидетельствовали жалобы на ущемление в правах, поступавшие от русскоязычного населения), но отвергнута она была вовсе не по этой причине, а потому, что была связана с именем Берии. Возможно, по этой же (личной) причине Хрущев впоследствии отказался от проведения «маленковской» аграрной политики. Последующий опыт как будто бы подтверждает это предположение: насколько Хрущев был равнодушен к «чужим» идеям, настолько же активно он стремился проводить в жизнь свои. Надо признать, что Хрущев весьма болезненно относился к проблеме первенства. Молотов, например, вспоминал, что после выступления Маленкова с аграрной программой в августе 1953 г. Хрущев был буквально возмущен: он, Хрущев, должен был об этом сказать первым.
Опасения Хрущева упустить первенство, думается, сыграли не последнюю роль в смещении Берии. Некоторые документы из секретариата Хрущева свидетельствуют о том, что он внимательно наблюдал за изменениями расстановки «сил и настороженно относился к усилению позиций других>1 членов «тройки» – Берии и Маленкова. Один из таких документов – полученная методом радиоперехвата и направленная Хрущеву для информации радиограмма одного из руководителей национального подполья на Украине (ОУН) В. Кука. Автор радиограммы следующим образом комментировал ситуацию в московском руководстве на июнь 1953 г.: «… Берия далеко еще не хозяин положения в Кремле. Он вынужден делить свою власть с Маленковым и другими, и даже вынужден был уступить ему первенство … В этих персональных сменах необходимо ожидать еще различных ревеляций, они будут продолжаться еще долго, до тех пор, пока снова не появится один мудрый вождь, на весь СССР. Кто это будет? Я думаю, что не Маленков, а Лаврентий (Берия. – Е. 3.) – это потому, что в его руках конкретная и надежная сила, а это при всякой политике – самый сильный правовой аргумент».
