Однажды, когда они после занятий прогуливались по осеннему Разнотравному саду, её милая улыбка показалась Ронарду чуть вымученной. Обеспокоенный, он всё же выспросил, чем она удручена, уже готовый стереть в порошок любого неугодного студента, а то и чересчур строгого преподавателя. Сойра только рассмеялась, успокоив ретивого возлюбленного – просто первые практики по контролю и управлению магией дались ей нелегко: прежде-то она вообще никогда силу не применяла.
Это повторилось через пару дней. Сойра вечером снова выглядела расстроенной, хотя всё так же мягко улыбалась Ронарду. Он же до этого всеми правдами и неправдами сторговался с местными духами-поварами на её любимый малиновый мусс за довольно унизительную расплату. Сойра лишь рассеянно кивнула и даже не попробовала лакомство. Оттаяла она лишь спустя десять минут, когда уже поплыла прослойка мороженого и опало воздушное суфле. Всё это время Ронард держал её за руку, дождавшись наконец привычной ласковой улыбки. В тот вечер они допоздна болтали обо всём на свете, но Сойра избегала разговоров о своей магии.
Ронард неустанно восхищался ею в присутствии Никаса, оба они учились на боевом факультете и многие занятия посещали вместе. Однажды Никас вдруг поморщился, выслушивая очередные восторженные излияния друга.
– Знаешь, Рон, ты её чуть не в богини записал. Нет, я, признаться, поначалу тоже был ей очарован… Сойра очень красивая, никто не спорит. Только не такая уж и добрая и чуткая, как ты всё описываешь. Вчера лекции по истории попросил, так она просто мимо прошла, даже не поздоровалась…
Ронард дальше слушать не стал и от возмущения зарядил в приятеля мощным залпом, благо разговор происходил на парной тренировке. Помирились они быстро, а на следующий же день скрепили дружбу в городском кабаке. А в понедельник Сойра, которая сама отказалась ехать в Ровель, сославшись на плохое самочувствие и попросив оставить её одну, неожиданно накинулась на Ронарда с обидой, мол, друзья ему дороже. Глаза её при этом потемнели, из светло-карих стали цвета горького шоколада. Ронард списал лёгкую истерику на обычное женское недомогание и долго и клятвенно заверял её в своих неизменных чувствах. Наконец взгляд её снова потеплел и Сойра, уткнув лицо в ладони, прошептала:
– Я не понимаю, что со мной происходит, Ронард. Я верю тебе, хочу быть с тобой рядом. Но меня будто что-то неволит… Эта Тьма… Она не слушается, нашёптывает всякое. Будто не она моя магия, а я – её инструмент…
На следующий день Ронард отправился к её преподавателю не как первокурсник, а как младший брат императора, потребовав без утайки рассказать всё о магии Сойры. Мэтр Сарттас, сам ещё недавний выпускник шестого курса, юлить не стал.
– У миссы Сойры Нокта проблемы с контролем. Её магия не просто тёмная, это Тьма Изначальная. Простите, ваша светлость, но случай редкий, сам я до этого ещё с ней не сталкивался, – нервно сглотнул он. – Вот, только по дневникам предыдущих мэтров работаю. Со Светом всё гораздо проще, а обладание Тьмой – это всегда битва. Либо маг подчинит Тьму, либо Тьма мага.
– Вы же преподаёте контроль, вот и научите её! Ей же плохо!
– Тут всё не так просто, ваша светлость… Простите, верно ли я понимаю, что вы близкие друзья с миссой?
– Больше, – рыкнул Ронард.
– Вот в этом и проблема. Вы – слабость Сойры. Её уязвимое место. А Тьма Изначальная не терпит слабины. Она заполняет эти чувствительные каналы, извращая переживания, наполняя их собственным смыслом. Так она постепенно подчиняет носителя, лишая того силы воли. А если ещё человек изначально мягок и чувствителен…
