– Увы, – вздохнула Агата, складывая шитье на своих полных коленях и роняя на него слезу, – у меня были обязанности в этом мире, тишина и покой были не для меня. А у тебя, бедняжка моя, нет ребенка, который держится за твой подол, ничто не привязывает тебя к этому миру, если ты захочешь оставить его. Однажды ты уже говорила об этом. Хорошенько подумай, не спеши. Но в общем-то ничто тебя не удерживает.
Вот именно, ничто! Иногда Джудит казалось, что мир – скучная пустыня и за него вряд ли стоит цепляться. Через день-другой, быть может, завтра, приедет сестра Магдалина из обители у Брода Годрика, лесной обители Полсвортского аббатства, чтобы забрать туда послушницей племянницу брата Эдмунда. Сестра Магдалина может взять с собой не одну, а двух послушниц.
Сестра Магдалина приехала на следующий день. После полудня Джудит сидела в зале, где работали пряхи. Будучи, за неимением братьев, наследницей семейного дела, она с детства хорошо изучила все этапы выделки сукна – от трепания и расчесывания шерсти до растягивания ткани на сукновальной раме и – как завершение – выкраивания одежды, но теперь обнаружила, что утратила сноровку за прялкой. Перед ней лежал пучок расчесанной шерсти рыже-красного цвета. В разное время года пользовались разными красками: в апреле и мае, как правило, красили собранным прошлым летом дроком, дававшим синий цвет, а за ним шли разные оттенки красного, коричневого и желтого, краски для которых Годфри Фуллер добывал из лишайника и марены. Годфри хорошо знал свое ремесло. Ткань, которую снимали с сукновальной рамы, имела по всей длине куска ровный, чистый цвет, окраска была прочной, и за материю можно было просить хорошую цену.
В зал вошел Майлс.
– К тебе посетительница, – объявил он, наклоняясь над плечом Джудит и с одобрением потирая большим и указательным пальцами клочок шерсти из привязанного к прялке пучка. – В твоей комнате сидит монашка из обители у Брода Годрика и ждет тебя. Она говорит, что в аббатстве ей сказали, будто ты хотела побеседовать с ней. Ты что, все еще подумываешь покинуть мир? Я полагал, что с этими глупостями покончено.
– Я сказала брату Кадфаэлю, что была бы рада повидать сестру Магдалину, – ответила Джудит, останавливая веретено. – Только и всего. Она приехала сюда за новой послушницей – дочкой сестры попечителя лазарета.
– Тогда не дури и не предлагай ей еще одну послушницу. Я знаю, ты способна на всякие безумства, – добавил он шутливо и ласково похлопал Джудит по плечу. – Вроде того, когда отдала за розовый лепесток самый лучший дом в Форгейте. Не намереваешься ли ты увенчать эту сделку, отдав саму себя?
Майлс был на два года старше своей кузины и охотно играл роль взрослого, дающего мудрые советы, правда придавая им шутливое выражение, смягчавшее этот строгий образ. Молодой человек невысокого роста, но ладно скроенный, сильный и гибкий, он так же хорошо мог держаться в седле и успешно участвовать в состязаниях по борьбе и стрельбе из лука на берегу реки, как и управлял сукновальным делом. У Майлса, как и у его матери, были живые голубые глаза и светло-каштановые волосы, но полностью отсутствовало ее затуманенное, скрытое самодовольство. Если характер матери был – или казался – расплывчатым, неясным, то поведение сына было ясным и решительным. Джудит смело могла доверять его здравому уму во всех делах, связанных с торговлей, и была ему за это благодарна.
