– Да мы… – начал Исайчев.
Но Александр Егорович, неожиданно прервав гостя, обратился к отцу:
– Ты ехать куда-то нацелился?
Старик кивнул:
– Да. Пусть Семён отвезёт меня в реабилитационный центр. Хочу проведать летунов.
– Летунов? Кого же здесь так величают? – поинтересовался Васенко. Он удовлетворял любопытство, расхаживая по гостиной и, заглядывая в каждое окно, осматривал дворовые постройки.
– К нам по заявке Министерства обороны прислали ветеранов – бывших заслуженных лётчиков… – пояснил младший Русаков.
Старик вновь кивнул:
– Я в юности хоть и недолго в лётном учился, но к парящей братии себя причисляю. Со дня открытия центра разные Герои у нас были, а сейчас впервые лётчики. Тянет пообщаться… Молодость вспомнить… Да и вашим разговорам мешать не хочу…
Русаков одобрительно взглянул на отца, попросил:
– Спасибо. Скажи Семёну пусть завтра часикам к десяти подруливает… И про комбинезоны для гостей не забудет.
Исайчев, разглядывая хлипкую фигуру старика, не удержался, спросил:
– Чего же недоучились Егор Ильич? Случилось что?
Русаков старший кашлянул в кулачок, посмотрел увлажняющимися глазами:
– Вспоминать об этом не люблю… Меня тогда в особое училище зачислили – в планерное. Таких на всю страну два было. Курсантов готовили для работы с партизанскими отрядами. Планеристы – лётчики особые универсальные. Как-то начальство решило проверить наши охотничьи навыки. Сплоховал я на той охоте. Не добил кабанчика, а он хитрее человека оказался. Порвал ногу в клочья… Врачи думали вовсе ходить не буду… – обречённо взмахнул рукой старик, – ладно… Дело былое…
Егор Ильич потоптался на месте и ещё раз, обмерив гостей взглядом, спросил:
– Новую скважину запускать, когда будите? Чего тянете? Пора уже…
– Так, затем и приехали, – неожиданно для себя ответил Исайчев, и боковым зрением заметил, как, после его слов, Александр чуть кивнул.
– Ну… Ну, – приулыбнулся старик, но к двери двигаться всё же не торопился. По его лицу было видно: хочет что-то сказать, но не решается.
– Давай отец, не томи… – поторопил отца Русаков, – небось Ставриду хочешь с собой взять?
– Хочу, – завиноватился старик, – приболел он малость, подлечиться бы ему. Я за провиант свои деньги в кассу внесу, а раскладушку пусть ему в моём номере поставят.
Александр Егорович махнул рукой, сказал раздражённо:
– Не ко времени сейчас Ставрида там. Вот скважину откроем, и пусть едет. На промысле не всё готово. Я товарищей планировал туда дня на два отвезти… Нехорошо если мы всем кагалом заявимся.
– Так, мне всего на одну ночь, а дальше к внукам в Архангельск. У Ставриды только-только камень из почки вышел, ему дорога ложка к обеду…
– Допрыгался, старый дуралей, – покачал головой Русаков-младший, – говорил: с почками шутки плохи… Ладно вези. Директору позвоню – достойный уход организует.
Егор Ильич расцвёл лицом и шустро побежал к двери. Когда дверь за стариком закрылась, Исайчев отреагировал:
– Ставрида – странная фамилия… Ставрида!
– Отцовский дружан, – пояснил Александр Егорович. – Бо́льшую часть жизни проработал там же, где отец, только он был начальником отдела нефтеразведки. Они с батей одногодки. И что интересно, – Русаков не смог удержаться, хохотнул, – похожи друг на друга лицами, как близнецы однояйцовые… К таким годам, вероятно, все старики похожи друг на друга: у обоих волосы голову покинули ещё в молодости. Мы в наших холодах шапок не снимаем даже в помещении. Боимся лысины отморозить, а волос проветривание любит, посему и бежит. Мои стариканы ко всему ещё оба хромоножки, только батя на правую ногу припадает, а Ставрида на левую. Когда рядом идут – смехота… Отец здоровьем покрепче будет, а Ставрида ещё в детстве почки застудил и по сей день мается. Пантелеймон Львович из управления на пенсию раньше отца ушёл и со скандалом – морду одному нашему блатному набил. А теперь этот хмырь в управлении на отцовском месте сидит: кадрами заведует. Все путёвки в спец санаторий только через него. Посему отец напрямую через меня своего дружана устраивает.
