В ангаре по левую сторону стоял ряд абсолютно голых панцирных коек, также были весьма приличного вида и качества платяные шкафы, у кроватей стояли добротные стулья гарнитурного вида, в торце красовался трельяж с пыльным, но целым зеркалом. По правую сторону находилась стена-выгородка, за которой расположились умывальники с явно не советскими раковинами и сантехникой, и ватерклозет с оптимистичными голубыми и целыми унитазами.
Пока бойцы, испуганно озираясь по сторонам, раскладывали вещмешки и застилали койки привезёнными одеялами, подполковник отвел нас с прапорщиком в сторонку: «Мужики, тут такое дело, бензин у нас кончился, и когда привезут, и привезут ли вообще, не понятно. Одолжите „КАМАЗ“ ваш на вечерок, надо в село мебель отвезти, а председатель продуктами и самогоном рассчитается. Я на этом долбаном бартере уже год так живу». Не вопрос, понятное дело. Я хотел вызвать водителя машины. «Не, не надо, Сашко съездит. Ключи только дайте и помогите загрузить. Тут, кроме меня, других воинских начальников нету».
Организовали воинов на погрузку. Честно говоря, масштабы этого квазирадиоактивного Клондайка завораживали. После аварии на ЧАЭС кого-кого только в этих краях на различных командных пунктах не было: и члены ЦК КПСС, и Совета Министров, и Руководства Министерства Обороны. Командные пункты нужно было оборудовать, уважаемых людей размещать.
Всем этим и занималась Чернобыльская квартирно-эксплуатационная часть. Сюда везли дорогую мебель, сантехнику, автономные источники электропитания, телефонные аппараты, бытовую технику, быстровозводимые жилые модули, кондиционеры с системами фильтрации воздуха, резервуары для воды с насосами, электронагреватели, оборудование мобильных котельных, импортные душевые кабины (не будет же почтенный секретарь ЦК в общем душе мыться, ну, не удобно ему), даже очень приличные бани, электроинструменты, сварочные аппараты, расходные строительные и слесарные материалы.
Некоторые не очень вменяемые граждане умудрились из самой Припяти материальные ценности привезти, но эти ценности тут и остались, выгороженные в отдельные кучи. А после окончания активной фазы работ по ликвидации последствий аварии и постепенного сворачивания КП и пунктов временной дислокации начальства, всё это добро свезли сюда, списали и бросили. Количество дефицитного имущества, которое, по идее и по правилам, должно было быть утилизировано, как источник вторичной радиации, действительно, впечатляло, я никогда и нигде больше такого не видел, даже в складских зонах современных гипермаркетов «ОБИ» и «Леруа Мерлен».
Постепенно сворачивались КП, сворачивалась и деятельность Чернобыльской КЭЧ. К декабрю 1990-го года она представляла собой именно то, что я сейчас описал: кучи, штабеля, стеллажи всего вышеперечисленного и отважную пятёрку супер-ликвидаторов во главе с командиром-пиратом.
Смех-смехом, а эти люди угробили своё здоровье раз и навсегда, не думаю, что кто-нибудь их них ещё жив. Им много платили, они получили заветные квартиры и личные автомобили где-то на «Большой земле», но… Наверное, только советские люди умели вот так медленно и неизбежно погибать ради достатка своих детей.
Самое трагикомичное заключалось в том, что раз КЭЧ практически прекратила своё существование, то и снабжение продовольствием и ГСМ тоже практически прекратилось. Деньги служащим КЭЧ шли на книжки, обналичить их там, в Ораное, было непросто, потому что и в само село Ораное наличности на почту завозили немного. Вот и жили сотрудники данной воинской части за счёт простого товарного обмена более или менее «чистого» имущества на продукты и предметы личного обихода.
