– Моя машина там, – девушка прошла влево, – поедем на ней.
– Подождите, – я бросился к своей машине, – только куклу возьму.
Она стояла и, склонив голову набок, смотрела за мной. Я достал с заднего сиденья коробку и, сунув ее подмышку, направился к полицейской машине. Пожав плечами, девушка открыла машину и села за руль.
– Адрес можешь не говорить, я знаю. Ничего, если мы на ты?
– Ничего, – немного смутился я. – Меня зовут Адам.
Она улыбнулась и отвернулась назад, выворачивая с парковочного места.
– Лилит. Так ты говоришь, что оставил жену вчера ночью пьяную дома?
– Да, – еще больше смутился я, вспоминая, как мы расстались.
– Сын дома был?
– Был, – я совсем поник, понимая, что своей паникой подверг опасности младшего ребенка.
Она ничего не ответила, продолжала вести машину. Мы остановились около дома, машина Лоры стояла на том же месте, что и вчера. Я достал ключи, чтобы открыть дверь, но вспомнил, что выбежал из дома, даже не заперев ее. Взявшись за ручку, я на секунду задержался, нажал на нее и вошел в дом. Первый этаж встретил меня гробовой тишиной, от которой мне стало не по себе. На диване, на котором я вчера оставил Лору, никого не было, плед валялся на полу. Я растерянно посмотрел на Лилит, та кивнула мне на второй этаж. Только тут я услышал тихие голоса. Осторожно ступая по ступеням, я поднялся, открыл дверь в детскую. Лора и Маркус сидели на полу, разложив кубики, и собирали высокую башню.
– Привет, дорогой, – обернулась она на скрип двери. – А кто это с тобой?
– Добрый вечер, я констебль Амудсон. Я здесь по поводу заявления вашего мужа о пропаже дочери.
– Ты опять? – Лора встала и вытолкала нас в коридор. – Я только успокоила Маркуса. Он проснулся в истерике, ему снилась какая-то девочка, которая звала его братом. Ты вчера напугал его, а сегодня продолжаешь? Даже полицию притащил?!
– Мэм, – Лилит прикоснулась к ее плечу, – я понимаю ваше возмущение, но мне нужно все проверить. Покажите ваши паспорт и свидетельство о рождении сына.
Лора просверлила меня взглядом и прошла в нашу комнату, где хранились все документы. Я шепотом, чтобы она не услышала, прошептал:
– У меня есть дочь! Вот посмотрите, – я потянул Лилит за руку и подвел к стене с фотографиями. – Вот на этой я держу Оливию на плечах, здесь – они с Маркусом сидят в бассейне.
– Вы держите кувшин, а ваш сын играет с дельфином, – лаконично высказала вслух то, что было изображено на фото.
– Да нет же! Здесь была Оливия! Еще вчера утром была! А вечером все это исчезло, – я снова схватил ее за рукав и потащил в детскую. – Вот здесь была ее кровать, было два комода, один белый, второй коричневый. У стола стоял кукольный домик, огромный, собирали прямо здесь, невозможно было пронести его через дверь.
Лилит прошлась по комнате, провела рукой по стенам, попробовала отодвинуть коричневый комод, заглянула под ковер.
– Пол абсолютно ровный и чистый, ни комод, ни что-либо другое по комнате не передвигали, – резюмировала она. – Около стены выцвели обои, но только около этого комода, рядом никаких изменений нет, значит, второго комода здесь не стояло. Да и игрушечная парковка, которая стоит там, где вы указали на кукольный домик, намертво прибита к полу старыми гвоздями, поверх них лежит краска, которой красили пол. Нет ничего, что говорило бы о том, что здесь жил еще один ребенок.
Я стоял, как пораженный громом. Ничего нет. Никто мне не верит. Родная мать утверждает, что не было у нее никакой дочери.
