Рождественские зори - страница 17



– Двенадцатое.

– А какой праздник приближается? Не надо… – он поднял руку, – не надо говорить, я вам сейчас напомню.

– На трибуну поднимись, Николай Степанович.

– Зачем? Я вижу вас, вы меня. Туда, – и он указал на трибуну, – поднимаются мелкие люди, которые боятся, что их не увидят и, не дай Бог, не услышат. Вы меня видите и, надеюсь, услышите, я громко читать буду. Так вот о празднике:

– Вот и кончились гулянки,
Кутерьма, загул и пьянки…
Больше нету недосыпа…
Больше морда не разбита.
Кожуры нет на ушах.
Руки, ноги не в бинтах.
Чистота, порядок в доме,
Нет бутылок на балконе.
Нет в салатах фейерверков,
Вновь прикручены все дверки.
Нет на люстре колбасы,
Не разбросаны трусы…
Даже кот после веселья
Перестал болеть с похмелья.
Чёрт … Забыли… Снова в пот…
Скоро ж СТАРЫЙ НОВЫЙ ГОД!!!

– Вспомнили?

В это время вошёл парторг и обратился к Маркову:

– Николай Степанович, прошу на трибуну, что же вы.

– Спасибо, Геннадий Николаевич, но я уже сказал, кому там место.

Зал просто лёг от смеха и наградил Николая Степановича заслуженными аплодисментами.

Работа в коллективе меня не радовала. Я, привыкший работать на производстве, в совхозе открывал для себя всё больше странностей, а иногда и просто глупостей. Вот была у директора такая привычка: пять вечеров в неделю собирать весь управленческий аппарат. Называлось это, «планёрка» и длилась она два часа. Я назвал её КВН и это прижилось. Раз в неделю – занятия по экономическим вопросам. Итак, рабочий день заканчивается в семнадцать часов, час перерыва – и в восемнадцать начинается эта болтовня ни о чём, как говорится, «переливают из пустого в порожнее». Чего я только там не услышал! Здесь решались не только производственные вопросы, но переходили на личности, залезали в личную жизнь работников. Было всё: и слёзы, и юмор, и беспредел. Меня иногда посещала мысль: «Как жаль, что в магазине не продают мозги. Так хочется кое-кому сделать подарок. И прежде всего автору этих посиделок».

Директор, например, говорил зоотехнику второго отделения Владимиру:

– Учись работать у зоотехника первого отделения!

Тот отвечал, намекая на разговоры о том, что директор и зоотехник первого отделения «дружат организмами»:

– Чтобы мне так хорошо работать, мне надо делать операцию.

Я стал отказываться посещать эти «уважаемые» собрания. Директор устроил скандал:

– Ты что, лучше всех?

Смешно. Значит, на собрания ходят не лучшие?

Говорю, что собрания или планёрки моего профиля работы не касаются. Так зачем я здесь? С тех пор он начал меня поднимать по поводу и без повода: «Юрист, скажи, что он не прав» или «Юрист как будет правильно?». Если я отвечал не так, как он хотел, он просто по-хамски заявлял: «Садись, ни черта не знаешь!»

Всё это оскорбляло меня, и было обидно, что приходится работать в незнакомой мне среде. Я давно отвык от сельского хозяйства, а здесь всё не так, как на производстве. Здесь производственные отношения совсем другие, да и личные тоже. Окружение влияет на то, каким станет человек. Помню, в институте, изучая предмет «Судебная медицина», столкнулся с понятием «норма реакции». Очевидно, что кому-то предопределено быть стройнее, кому-то полнее. Но даже и в пределах понятия о полноте можно быть полненьким симпатягой, а можно – обрюзгшим и распустившимся до уродства. При одной и той же генетике. Это и называется нормой реакции. Даже если человек звёзд с неба не хватает, у него есть некий запас этой самой нормы реакции. В одном окружении он станет развитым (пусть даже относительно), а в другой – примитивным.