– Да, Толя, я тоже так переживаю. Причин этому много. Здесь родились наши дети, здесь они пошли в школу, да, считай, и выросли здесь. Здесь мы впервые стали обладателями собственного дома. Мы с тобой здесь состоялись. Окончили вечернюю школу, потом техникум, а ты ещё и институт. Прошёл путь от сержанта до начальника службы. Я на молокозаводе поднялась от мойщицы машин до мастера смены. Это же не просто отрезок времени, хотя и это важно, а наши труды, наши успехи. И вот теперь ни за что ни про что нас просто вышвырнули из нашего жизненного пространства. Помимо всего прочего, у нас здесь знакомые, друзья, кумовья, любимые места, короче, здесь всё то, что называют жизнью в самом широком смысле. Так что ты прав.
И снова мы у Бахматовых, слава Богу, что есть такие люди, к которым можно вот так, без спроса, приехать – и примут как родных.
Вечером после ужина пошли мы с Машей прогуляться. Вышли на улицу Шевченко, прошлись до детского сада, сели на скамейку у забора, Маша приобняла меня за талию. Склонила голову на моё плечо и тихо заплакала.
– Что за слёзы, девочка?
– Давай здесь останемся.
– Эх, если бы это было возможно. Я тебе прочту стихи, ты меня поймёшь, я знаю.
Благослови меня, благослови,
Перекрести на дальнюю дорогу,
Ведь впереди у нас так много
Дней нашей трудной и святой любви.
А я к твоим коленям припаду,
Прикосновеньем губ скажу о главном,
О пройденном, о будущем – подавно,
И за собой безмолвно поведу.
Нам будут не нужны уже слова,
Ведь мы сказали всё за эти годы,
И звуки их, порой таких бесплодных,
Прошелестят, как павшая листва.
И поздней осени задумчивая грусть,
В которой сохранилась человечность,
Из жизни изгнанная так беспечно,
Махнёт рукой и тихо скажет: «Пусть!»
И нашей трудной и святой любви
Ночей и дней пусть нам дано немного –
Благослови меня, благослови,
А я тебя перекрещу в дорогу.
– Нашей трудной и святой любви… Как ты прав. Веди меня, я согласна.
– Машенька, улыбнись. Грустное лицо не для тебя.
На следующий день я отправился в село Ароматное: там жил мой покупатель машины. Денег у него не оказалось, и мне пришлось забрать свои старенькие «Жигули». Уже к концу дня я поехал в автобусный парк подремонтировать сиденье в автомобиле и встретил Григория Стащен-ко, офицера КГБ, который рассказал мне страшную тайну: бежать мне надо отсюда и не появляться в Крыму лет пять как минимум. Григорий рассказал, что для меня приготовили. Я знал, что подобные случаи, когда неугодных убирали таким способом, у нас бывали. Поэтому, не раздумывая, быстро вернулся к Бахматовым, собрал семью, посадил в машину – и в путь на Керчь, на переправу. По дороге всё рассказал Маше.
Через сутки наша семейство благополучно прибыло в Богом хранимую станицу Рождественскую. Маленькая ха-тёнка у мамы, а семья большая – Витька с тремя детьми да нас пятеро, но хотя бы детей под крышу спрятать, а мы с Машей присмотрели закуток на улице. Через несколько дней семейство брата начало роптать: «Тесно, не протолкнуться, даже за столом всем места не хватает». Тогда бабушка за ужином напомнила всем, включая и Витьку:
– Деньги на хату дал дядя Толик, газ провёл тоже он, так что молчите. А сколько раз вы приезжали к ним без приглашения, и всем находилось место.
В ответ – дружное молчание. – Что дальше? – спросила меня Маша, когда мы остались одни.
– Надо искать жильё, а потом работу или работу и жильё. Одним словом, отдыхать некогда. Хотя я планировал побродить по местам детства, повстречаться с одноклассниками, пивка попить, вспомнить юность.
