Рождество на Кузнецком мосту. Christmas on Kuznetsky bridge. Премия им. Н.В. Гоголя / N.V. Gogol award (Билингва: Rus/Eng) - страница 11

– Что-то не так? – взволновалась медсестра, которая боялась потерять прибыльное место работы в его отделении.

– Нет-нет, Ириша. Я просто задумался.

Когда все собрались «чаёвничать» и заведующая поднялась, чтобы произнести тронную речь, дверь в ординаторскую внезапно открылась, и на пороге появилась больная из третьей палаты:

– Простите, пожалуйста, но… старушка… она умерла, кажется…

«Вот чёрт! Не успел выписать!» – мысленно буркнул Пётр Сергеич и снова отчего-то поймал себя на ощущении дежавю.

Заведующая мгновенно опустошила стакан и сухо прокомментировала:

– Если умерла, то и подождёт немножко. Не видите, у нас совещание?

Больная из третьей палаты послушно кивнула и закрыла за собой дверь, но тут же зазвонил телефон. Охранник с проходной доложил, что к Петру Сергеичу пришла некая Надежда, и поинтересовался, что с ней делать? Пустить?

«Только её мне тут ещё и не хватало!» – недовольно пробурчал про себя Пётр Сергеич. Надежда была его тайной любовью и, действительно, последней надеждой, которую он ото всех прятал, в том числе и от своего родного коллектива.

Заведующая являлась близкой подругой его жены, поэтому Пётр Сергеич совсем не хотел видеть Надежду у себя на работе. Ни сейчас, ни когда бы то ни было вообще. Тем более, они договорились: он заедет к ней вечером после «чаепития», если же, конечно, будет в адекватном состоянии, чтобы вести машину.

– Не надо пропускать! Это моя бывшая пациентка. Я сейчас сам подойду…

Спускаясь по лестнице, Пётр Сергеич почувствовал, как сердце заныло сильнее. И в дверях на первом этаже он внезапно остановился, столкнувшись с девочкой лет двенадцати, невысокого роста с растрёпанными, слегка завивающимися тёмными волосами и огромными чёрными глазами. На её ресницах блестели снежинки…

«Опять снег!» – подумал Пётр Сергеич и невольно содрогнулся, а вслух зачем-то произнёс привычное:

– Посещение больных с пяти до семи…

Девочка продолжала молча гипнотизировать Петра Сергеича взглядом, будто бы она пришла именно к нему, а не навестить кого-то.

– Вы к кому? – почти шёпотом спросил он.

Девочка молчала. Она выглядела бедной – старый полушубок, который ей явно мал, чёрная длинная юбка, вероятно, доставшаяся по наследству от старшей сестры, стёртые сапожки. И ещё у неё почему-то отсутствовали варежки и шапка…

Петру Сергеичу вдруг показалось, что он видел эту девочку раньше. Туманное дежавю преследовало его с самого утра.

«Эти глаза уже смотрели на меня, эти же ресницы, брови. Господи, да где же я её видел? Только нос не такой… Стоп! А какой нос я имел в виду? Что стало с моей памятью?! Неужели я так стар? Почему она молчит? Как она сюда попала?» – размышлял он.

– Пётр Сергеич! – раздался сверху голос заведующей. – С проходной звонили! Сказали, что Надежда Ваша не может больше ждать – уходит! Возвращайтесь!

– Да-да, иду, – откликнулся ещё заворожённый видением хирург.

Девочка продолжала пристально смотреть ему в глаза, и… внезапно он вспомнил! Ужас отразился в его зрачках. Девочка покивала головой и… мгновенно исчезла!

Заведующая спустилась по лестнице к юбиляру, который держался рукой за сердце, и удивлённо спросила:

– Вам плохо?

– Это была пустая кровать её матери… Ровно год назад…

– Чья кровать? Чьей матери? Вы выпили, друг мой, всё пройдёт!

– Я был пьян ровно год назад и зарезал её мать на операционном столе! Как я мог это забыть?!

– Пётр Сергеич, что это Вы такое на себя наговариваете! Разве Вы выпиваете на работе?! – засмеялась заведующая и, взяв его под руку, повела в ординаторскую продолжать «чаепитие»…