Сам зал сиял чистотой и светом. Праздничную атмосферу в нём дополняли пышные хвойные гирлянды на тонких деревянных колоннах и по верху дубовой галереи, а на рамах картин были укреплены веточки остролиста, связанные красными бантиками.
Я с детским восторгом смотрела по сторонам, когда заметила, что рядом со мной кто-то стоит. Это был Том, который с коварной усмешкой наблюдал за мной.
– В чём дело? – спросила я, поняв, что он что-то задумал.
– Посмотри, где ты стоишь! – он с торжествующим видом ткнул пальцем вверх.
Я подняла голову и увидела над дверями длинную зелёную ветку, перевитую красной лентой.
– Это омела, – раздался сзади голос Игоря.
– И что? – с наивным видом уточнила я, обернувшись к нему, чтоб убедиться, что на его лице сияла такая же хитрая улыбка.
– По правилам, если девушка оказалась под омелой, она не вправе отказать мужчине в поцелуе, – объяснил Том. – Если её поцелует не меньше семи мужчин, её ждёт счастье в будущем году. Мы с Игорем претендуем на поцелуи.
– Мне следует впредь быть осторожнее! – рассмеялась я и поцеловала их по очереди.
– Не меньше семи! – напомнил Игорь, и мы пошли в столовую.
Здесь тоже царила праздничная атмосфера. Посредине стола лежал большой венок, в котором были укреплены четыре сгоревшие до разного уровня свечи. На тарелках лежали маленькие веточки остролиста.
– Задержались под омелой? – усмехнулся Джеймс, окинув взглядом нашу троицу.
– Лара ждала тебя, но ты не пришёл, – пояснил Том. – И мы решили её немного утешить.
– Моё упущение, – кивнул он и подвинул для меня стул.
После ленча мы поднялись в свою гостиную. Джеймс снова окинул взглядом россыпи свадебных подарков и с задумчивым видом поднял плоскую коробку в винтажной обёртке с изображением кудрявых ангелов, трубящих в трубы. Осмотрев её, он неожиданно повернулся и бросил её мне. Я ахнула, но всё же сумела поймать. А Джеймс уже взялся за другую.
– Распаковывай! – распорядился он. – Если мы не сделаем это сейчас, то у нас до следующего года не дойдут до этого руки, и мы будем спотыкаться на каждом шагу.
В моей коробке оказался комплект столовых салфеток с искусно вышитыми вензелями, в которые были вписаны буква «О» и рыцарский шлем. Джеймс извлёк из своей коробки розовое атласное одеяло, украшенное кружевами. В следующей было тонкое шёлковое покрывало, по краям вышитое бабочками и хризантемами. Посмотрев с изнанки, я увидела точно такую же вышивку.
– Ни одного узелка! – воскликнула я.
– Китайская двухсторонняя вышивка, – кивнул Джеймс. – Скорее всего, от нашего партнёра из Шанхая.
– Того, что подарил Тому вазу?
– Нет, тот из Тайваня. Так, а это, конечно от дядюшки Дугласа, – он аккуратно вынул из большой коробки, наполненной тонкой стружкой, чёрную вазу с узким горлышком и изящно изогнутыми ручками. Её крутые бока были украшены красной росписью, изображающей тонкие человеческие фигурки и быков. – Конечно, – кивнул Джеймс. – Карточку можно не читать. Это буккеро – чёрно-коричневая керамика, которую изготавливали в Этрурии, и судя по красно-фигурному рисунку, её можно датировать не раньше второй половины пятого века и не позднее начала второго века до нашей эры. Очень изысканная вещь, особенно эти ручки, украшенные пальметтами.
– Она настоящая? – спросила я.
Джеймс удивлённо взглянул на меня, а потом направился к камину, чтоб поставить эту вазу рядом с другими греческими вазами.
