– Ну как, девочки, дома всё в порядке? – наконец спросила мама, поглядывая на Харриет, которая уже выпрямлялась из своей «собаки мордой вниз».
– А вы знаете, что этот сериал раньше назывался «Бунгало в Брайтсайде»? – вмешалась Харриет.
Мы помотали головами, удивляясь тому, какая эта женщина странная.
– Там всё происходит на улице, где стоят бунгало, верно? А знаете, почему им пришлось убрать из названия слово «бунгало»?
Мы с Лоис снова дружно помотали головами.
– Я вам скажу, почему.
Мы уже поняли, что расскажет, хотим мы того или нет.
– Потому что в бунгало с чердаком проблемы.
– У них вообще чердака нет! – авторитетно добавила Лоис.
– Вот именно, – продолжала Харриет, накидывая халат. – Там пусто, прямо как в головах большей части этой съёмочной группы. Ни-че-го-шень-ки на чердаке, тупые и ещё тупее. Так что пришлось им убрать «бунгало» и оставить только «Брайдсайд».
Она умолкла; мы проследили взглядом за тем, как тощая Харриет выходит из кадра, и услышали, как дверь гримёрной захлопнулась.
Затем Лоис сказала:
– Похоже, этой тёте не очень нравится её работа.
– Ну, она здесь уже двадцать пять лет, – негромко ответила мама.
– Тогда почему она ещё здесь работает, если настолько это ненавидит? – озадаченно спросила я.
Мама пожала плечами – похоже, она тоже недоумевала.
– Деньги? – неуверенно предположила она, видимо, полагая, что это единственное, что могло удерживать Харриет.
– Тогда, наверное, ей платят целую кучу денег! – тихонько пробормотала Лоис. – Не меньше ста фунтов! – Она помолчала, а затем сменила тему. – А кто ещё с тобой в одной гримёрке, мамочка?
Как раз в этот момент в дверь коротко постучали, и вошла Донна.
Маму будто оса ужалила. Она начала заикаться и подлизываться к Донне, и я заметила, что вокруг неё вспыхивают маленькие жёлтые искры, будто её всю трясёт от нервов.
Донна, напротив, была похожа на полакомившуюся сливками кошку. Её обрамляло огненно-красное сияние, и это было мне не по душе.
– Рэй, – промурлыкала она, перебрасывая через плечо свои роскошные тёмные волосы и неодобрительно глядя на нас через экран. – Это твои дети, я полагаю?
Вместо «дети» она могла с тем же успехом сказать «крысы».
– Да, позволь мне представить, – мамин голос был тихим, задыхающимся, словно она боялась говорить с нормальной громкостью. – Это моя старшая, Розмари, а это Лоис.
Я слегка улыбнулась, а Лоис просто глядела на неё и тёрлась носом об свою Би – она всегда так делала, оценивая нового человека.
К счастью, мама этого не заметила.
– Девочки, это Донна.
– Донна Мари, – поправила Донна.
– О да, прости. Прости меня. – Мама смущенно дотронулась рукой до лба.
– Оригинально, – вымолвила Донна. Понятия не имею, что она хотела этим сказать.
– Ну что же, пора нам переодеваться. Думаю, тебе стоит сходить к гримёрам, Рэй. За час они многое успеют сделать.
Это явно сильно уязвило маму, и я так разозлилась на Донну! Сказать, что маме нужно подольше краситься!
– Я скоро перезвоню, девочки, – прошептала мама. А затем отключилась.
Мне было не по себе, в животе появилось какое-то неприятное ощущение. Мама на работе была сама не своя. Рядом с ней были эти две явно недовольные женщины, и их раздражение затмевало мамину радость от работы, которую ей так нравилось выполнять.
Примерно через час, когда папа наспех сделал нам сэндвичи и снова заперся в своем кабинете, Лоис вздумалось приготовить овсяное печенье.
