– Ублюдки, – кривится Просперо. – Весь институт балду пинали, потом пришли людей лечить. Точнее, лекарства выписывать подороже, за аптечные откаты.
– На скоряке откатов не получают, – качает головой Сол. – Там есть хорошие люди, но работа такая, что черствеешь быстро. Все по фигу становится.
Они пару минут молчат, глядя на столик с остатками лимона и бутылкой, в которой еще осталось на два пальца коньяка. За стенами домика разогретый алкоголем хор нестройно выкрикивает какую-то народную ролевую. Сквозь хриплое пение слышен вистл, с трудом попадающий в неровный ритм гитары. Первая ночь – одна из лучших на игре. Это ночь предвкушения, когда вместо игры в голове иллюзия, волшебный мир, в который вот-вот нырнешь, как в темный омут. Это потом все становится на свои места и идет по накатанной колее до самого конца. А в первую ночь еще кажется, что все будет по-другому. По-настоящему.
– Скучаешь без нее? – спрашивает Просперо.
Эд смотрит на него, не торопясь отвечать.
– Сначала… Сначала было непонятно. Думал, что Алина вот-вот очнется, ждал. Потом как-то втянулся. Прочитал, что в летаргии человек все слышит. Стал с ней разговаривать. Первые месяца три. Потом устал. Знаешь, я не могу разговаривать с трупом. Стыдно, – Сол качает головой. – Последние месяцы я ей читаю по вечерам. А днем, пока на работе, заряжаю аудиокниги.
Просперо разливает остатки коньяка. Опустевшая бутылка уходит на пол. Пение за окном затихает, хор разбивается на десяток громких голосов, бодрых, но уже слегка неуверенных. Душный летний вечер постепенно уступает прохладной ночи. Мошки кружатся вокруг лампы, комары, наглые и многочисленные, атакуют беспрерывно.
– Есть не хочешь? – интересуется Просперо, метким ударом сбивая очередного кровососа.
– Нет, – мотает головой Сол. – Жара, ничего не хочется. Я спать.
– А я пойду в народ. Развеюсь, – Вова встает, разминая плечи. – Старт взят хороший, главное – закончить нормально.
– Смотри там аккуратнее, – напутствует его Эд.
Просперо фыркает:
– Обижаешь. Подъем в полседьмого. Я все помню.
Хлопает дверь. Эд снимает ботинки, падает на кровать. Как всегда, она ему мала – ноги приходится согнуть.
– Паршивое пойло, – бормочет он. От выпитого голова тяжелая, хочется просто закрыть глаза и лежать. Вообще, странно – полбутылки коньяка для его габаритов обычно проходят не так заметно.
«Просто устал, – думает про себя. – С пяти утра на ногах. Высплюсь – и все будет путем».
Снаружи снова запели. Вещь была незнакомая, видно, что-то из новодела. За ролевым фольклором Эд не следит уже лет пять. Поначалу его еще как-то привлекали все эти КСП на фэнтези-тематику, скорее по причине новизны. Потом, когда стало ясно, что все они на один мотив, и в музыке их авторы разбираются примерно так же, как в ядерной физике, интерес заметно поубавился. Впрочем, пара вещей успела врезаться в память как следует. Интересно было бы их теперь послушать. Жаль, что больше их не поют.
Завтра еще до парада начнется суета. Народ гуськом потянется, начнутся вопросы, уговоры, споры, увещевания. Каждый игрок приезжает поиграть, и только мастер приезжает чтобы работать. Делать игру для всех присутствующих. А это значит, что каждый вопрос надо выслушать и ответить на него так, чтобы и вопрошающий не ушел обиженным, и остальные от этого не впали в агнст. Задача временами совсем непростая.
Эд вдруг садится на кровати – он кое-что вспомнил. Подтягивает рюкзак, начинает в нем копаться. Через минуту в руках его появляется небольшая тетрадь в твердой обложке. На обложке – ярко-желтые деревья на черном глянцевом фоне. Тетрадь кажется совсем новой. Эд осторожно раскрывает ее и, не вчитываясь, пробегает глазами по строчкам. Это дневник Алины. Во времена блогов и социальных сетей бумажный дневник выглядит странным рудиментом, утратившим смысл. Для Алины смысл был. У нее была почти физическая потребность фиксировать свои впечатления, переживания, сны. Сны особенно.
