– Стал кричать, что не верит ни единому слову афганца, что мы любезничаем со шпионом и дезинформатором. Мол, ваш афганец обеспокоен только тем, что наша техника подавит посевы на его поле и развалит пару дувалов.
– Живи я здесь, я бы тоже был этим обеспокоен. Любому нормальному человеку насрать на войну и наши разборки. Мы уйдем, а ему тут жить, ему растить детей…
– Ладно, Нестеров! – как от боли, скривился Звягин. – Хоть ты не сыпь мне соль на раны. Я что могу сделать? Мы – солдаты и вынуждены подчиниться.
Почти два часа рота шла под ветром и дождем по размытой тропе. Афганец шлепал по грязи в своих калошах рядом с Нестеровым и Вартаняном, вытянув худую жилистую шею вверх, глядя вперед. Его чалма намокла и свисала мокрой тряпкой. С бороды – жалкой и тонкой – капала грязная водичка. Свой тряпичный узелок Махмед спрятал за пазуху и все время придерживал его одной рукой.
Когда рота прочесала все окрестные горы и ложбины и стала спускаться к кишлаку с южной стороны, афганец заволновался, стал озираться по сторонам, что-то бормотать и нервно теребить замусоленные четки на тонкой черной нитке.
– Страшно, батя? – отреагировал на его поведение Вартанян. – Понос не начался? А вот мы так почти каждый божий день… Эх, война, война… Не ссы, уцелеют твои бабы. Мы надурняка стрелять не будем. Мы только по бородатым – пух!
Афганец тем не менее вовсе остановился и, сойдя на обочину дороги, опустился на корточки.
– Ну точно, понос у человека! – умозаключил Вартанян.
Афганец искал глазами Алимова. Увидев переводчика, сказал ему несколько слов.
– Он не может идти дальше, товарищ старший лейтенант, – перевел Алимов Вартаняну.
– А это еще почему? – насторожился Вартанян. – Мы без тебя никак. Ты у нас главный проводник, этакий афганский Сусанин. Вставай, вставай, батя! И в первые ряды наступающих! Докажи своей ханумке, как ты ее любишь… Ты что ж, жопа, сопротивляешься? Да я тебе каблуки повырываю, не снимая ботинок!
– Уймись, Вартанян! – рявкнул Звягин. – Алимов, что с ним?
– Он боится, что моджахеды увидят его с нами и за измену убьют его жену.
– Стопроцентно убьют, – согласился Звягин.
– А мы его переоденем в солдатскую форму! – придумал Вартанян.
На связь вышел Воблин:
– Ноль первый, почему задерживаетесь?
Звягин думал.
– Алимов, пусть покажет, как лучше пройти к кишлаку, чтоб нас не заметили.
Махмед стал долго и путано объяснять, жестикулируя руками и показывая на реку.
– Он говорит, что надо перейти реку в этом месте, а дальше – через сады.
Ротный кивнул, достал из полевой сумки карту.
– Иди, отец, иди. – Нестеров легонько ткнул в плечо афганца. – И не попадайся нам больше на глаза.
Махмед закивал, снова попытался поймать руку Нестерова и поцеловать ее.
Вартанян, угрюмо наблюдая за афганцем, съязвил:
– Пусть идет. Конечно, пусть спасает свою жалкую жизнь. А мы – все герои. Сейчас полроты положим, чтобы спасти его жену. Мы – пушечное мясо. Нам людей не жалко. Что такое жизнь солдата? Копейка!
– Кто-нибудь заткнет Вартаняну рот? – крикнул Звягин. – У тебя что, мандраж начался?
– А то нет, – пожал плечами Вартанян. – Я что – не человек? Мне страшно. Я не скрываю. Это нормальное человеческое чувство, которое возникает у здорового, молодого и весьма красивого мужчины, собирающегося идти под пули на верную погибель…
Звягин захлопнул сумку, поправил на себе ремень автомата:
– Все, отставить разговоры! Реку переходим здесь. Далее скрытно, перебежками – через сад. Нестеров! Отправляй вперед разведдозор. Сам пойдешь первым. Вартанян – прикрываешь его с левого фланга, я – с правого.
